Час зверя
Шрифт:
— Да, конечно, — повторила она, легонько покачивая малыша на руках.
Перкинс не смотрел на ребенка.
— Назовите Муллигену мое имя, — продолжал он, — скажите, чтобы он как можно скорее пришел к Джефферсоновской библиотеке. Скажите ему, там будет женщина, которая может все объяснить, которая в курсе всего случившегося. Ладно? Передайте, я должен встретиться с ней в восемь и попытаюсь задержать ее так долго, как только смогу. Но я не знаю, сколько продержусь. Не знаю, сколько времени понадобится, чтобы… — Перкинс не закончил фразу, почувствовав вдруг страшную усталость. Он уже ни о чем не думал, ни
Миссис Валлаби продолжала кормить младенца. Малыш жадно сосал молоко из бутылочки, обхватив ручонками ее пластиковые бока. Филиппа дружески глянула на Перкинса и сочувственно поджала губы.
— Хорошо, Оливер, я немедленно позвоню, — пообещала она.
— Спасибо. — Перкинс благодарно кивнул и двинулся прочь.
Малыш сделал очередной глоток.
— Па! — позвал он. — Па!
Перкинс не смог заставить себя оглянуться. Наклонившись, он пробирался под висячими игрушками, раздвигая их обеими руками. В животе затаилась черная летучая мышь страха. Он знал, что весь мир превратился в черный крылатый ужас. Оливер вышел в гостиную.
Зах сразу же повернулся к нему лицом. Он все еще ждал в дальнем конце комнаты, у самой двери. Тревожно улыбнулся старшему брату. Красная сумка лежала у его ног.
Стоя в дверях детской, Оливер внимательно поглядел на него. Почему-то Зах показался ему каким-то странным, почти чужим. Тощая фигура, окутанная длинным плащом, юное лицо скрыто козырьком шапочки — он выглядит непривычно, не похож на самого себя. Словно они очень давно не виделись. Непонятное, ускользающее ощущение.
С минуту братья смотрели друг на друга, стоя неподвижно в разных концах комнаты. На полу между ними распростерлось тело Эйвис.
Наконец Оливер кивнул. Шепотом обратился к брату:
— Все в порядке, Зах. — Он едва отдавал себе отчет в собственных словах. — Все в порядке. Идем.
Вагон забит монстрами. Морское чудище, ведьма с клювом вместо носа, зеленоватый труп с кровавыми соплями. Нигде ни местечка, чтобы присесть, а Нэнси устала, так устала. Стояла посреди призраков, ухватившись за поручень, покачивалась, туманно вглядываясь в искаженные физиономии. Внизу спины пробегали судороги боли, острие вонзалось в пораненную голову. Закрыв глаза, приоткрыв губы, Нэнси раскачивалась взад и вперед. «Оливер», — мечтательно бормотала она. Комната-студия наверху, спартанское ложе так мягко, она засыпает, дожидаясь своего поэта…
Поезд остановился на 4-й Вест-стрит. Причудливые создания гуртом бросились к двери. Прежде чем Нэнси успела что-либо сообразить, ее вынесло из вагона. Она оказалась на платформе посреди клыкастых ухмылок и горящих глаз. Толпа повела ее на эскалатор, Нэнси шаталась, касаясь плечами соседей, опасаясь потерять равновесие. Все устремились наверх, в лиловую октябрьскую ночь. Словно сквозь сон — грохот сразу множества оркестров. Нэнси карабкалась по ступенькам, со всех сторон подпираемая гоблинами.
Потом она потеряла ориентацию. Прибой человеческих тел выбросил ее во тьму и шум. Резкие звуки музыки обрушились на нее, точно град камней на прелюбодейку. Девушку преследовали
Что происходит? Что, черт побери, происходит?
В отчаянии Нэн поворачивала то в одну сторону, то в другую. Мимо мелькали глаза, полускрытые масками, ухмыляющиеся резиновые рожи, лишь глянув на нее, устремлялись прочь. Бесформенные лики, извивающиеся тела — повсюду, куда достигал взгляд. Где-то над головой, на возвышении, в обрамлении багровых огней, отплясывала волосатая тварь в два человеческих роста, выкидывала коленца под залихватский мотив медных труб. По обе стороны от монстра скользили, извивались, склоняясь в жреческих позах у его ног, женщины в пестрых трико.
— Это карнавал, — задыхаясь, прошептала Нэн. — Карнавал всех святых.
Девушка сильно зажмурилась и резко открыла глаза, стараясь очнуться, избавиться от растерянности. Платформа с пляшущим чудищем проехала мимо — толпа устремилась вслед за ней, двигаясь в том же направлении, но чуть медленнее. К центру города. Они идут в центр.
«Нет! — решила Нэн. — Нет!»
Корнелия-стрит здесь, совсем рядом. Прямо за углом.
Восемь часов. Восемь часов.
Она барахталась, отчаянно пытаясь прорваться сквозь людское море. Толпа не выпускала. С каждым шагом ее сносило все дальше, к центру города, прочь от Корнелия-стрит, прочь от Оливера.
— Дайте пройти! Пожалуйста, дайте пройти! — услышала она собственный крик.
Все хохотали. Все люди вокруг хохотали. Трубили в картонные трубы, ревела музыка — высокий, пронзительный голос Нэн растворился в грохоте карнавала.
— Пожалуйста, — чуть не плача повторила она.
Собрав последние силы, девушка снова надавила плечом, раздвигая плотную людскую массу. Попыталась протиснуться, проскользнуть в щели между людскими телами. Ничего не получалось. Она могла двигаться лишь вместе со всеми, шаг за шагом. Вытянув шею, Нэнси попыталась рассмотреть, куда она попала. От этого движения по всему позвоночнику расползлись ледяные щупальца боли, в глазах помутилось, и все же, словно отдельными вспышками, поверх плеч, между людских голов, Нэнси различала участников процессии, она видела тарад на Шестой авеню. Демоны, удерживаемые на поднятых руках, скакали над толпой, андрогины с безумными очами скользили мимо, развевались длинные шелковые капюшоны, вращали бедрами заправские танцоры, клоуны взметали к ночному небу фонтанчики конфетти. Зомби неторопливо заворачивали за угол, опираясь на вывихнутые члены, пугая попадавшихся на их пути детей.
Нэнси следила за парадом, чувствуя, как пересыхает во рту, как поднимается муть в желудке. Повсюду, посреди тварей, вовлеченных в неистовую пляску, в каждой точке — и в начале, и в конце, и в середине улицы — Нэнси различала крепких парней в форменной одежде с бледными, невыразительными лицами, сильными руками, сосредоточенным взглядом.
Копы.
Они патрулировали по краям толпы. Пристально наблюдали из-под черных форменных козырьков. Всматривались во все визжащие, брызжущие смехом физиономии, которые проносились мимо них.