Чаща
Шрифт:
Чаща знала, что я тут; ее твари уже почуяли меня, чьи-то лапы бесшумно крались через лес — это и ходульники, и волки, и кое-кто похуже. Я внезапно осознала, что есть существа, которые Чащи никогда не покидали, жуткие чудища, которых никто никогда не видел. Они приближались.
«Босы ноги в земле, фулмия, десять раз уверенно, сотрясет землю до корней, коли у тебя силы достанет», — сообщил мне дневник Яги, и даже Дракон поверил в это заклинание настолько, чтобы не разрешить мне опробовать его поблизости от башни. Однако меня мучили сомнения насчет уверенности: я не считала, будто имею право сотрясать землю до корней. Но теперь я рухнула на землю, разгребла снег, и палые листья, и гниль, и мох, и добралась до промерзшей земли.
— Фулмия, — промолвила я, погружая пальцы глубоко в землю, кроша твердые комки в пальцах. — Фулмия, фулмия, — нараспев восклицала я снова и снова, из-под обломанных ношей сочилась кровь, я в тревоге ощупывала землю вокруг себя. Даже почва здесь запятнана и отравлена; но я сплюнула на нее и завопила: — Фулмия! — и представила, как моя магия впитывается в землю словно вода, отыскивая трещины и слабые места, разливается под моими руками и под замерзшими влажными коленями; и земля вздрогнула и всколыхнулась. Там, где руки мои зарывались в землю, ощутилась тихая дрожь; я принялась подкапываться под корни дерева, и дрожь следовала за мною. Повсюду вокруг корней заледеневшая грязь трещала и ломалась крохотными кусочками, а толчки и колебания волнами расходились все дальше и дальше.
Ветви над моей головою яростно закачались, словно встревожились, а шепот листвы, нарастая, превратился в приглушенный рев. Все еще стоя на коленях, я выпрямилась.
— Отпусти ее! — заорала я дереву, колотя по стволу перемазанными кулаками. — Отпусти ее, или я тебя обрушу! Фулмия! — яростно выкрикнула я и снова бросилась ничком на землю — и там, где ударяли мои кулаки, земля приподнималась и вспухала, словно река, питаемая дождем. Магия изливалась из меня потоком. Все Драконовы предостережения были позабыты и выброшены из головы. Я готова была истратить всю себя до капли и умереть здесь, лишь бы сокрушить это чудовищное дерево; я не могла вообразить себе мир, в котором бы я осталась в живых и допустила бы, чтобы порченое чудовище выжрало Касину жизнь и Касино сердце. Нет, я лучше погибну, раздавленная собственным землетрясением, но погублю вместе с собою и дерево. Я исступленно взрывала землю: пусть разверзнется яма и поглотит нас всех!
И тут послышался новый звук — словно ломался лед по весне; в коре с хрустом образовалась трещина, снизу доверху по всей длине Касиного тела. Я тут же вскочила на ноги и погрузила в трещину пальцы, разводя края все шире, добираясь до Каси. Я схватила ее за запястье — рука ее тяжело обмякла — и потянула. Кася вывалилась из жуткой темной щели как тряпичная кукла; я отступила назад и обеими руками, обхватив ее за талию, оттащила недвижное тело в снег. Кожа ее выглядела бледной и нездоровой, как рыбья чешуя, словно из нее выпили все солнце. Древесный сок тек по ней тонкими зелеными ручейками и благоухал весенним дождем — но Кася не двигалась.
Я рухнула на колени рядом с нею.
— Кася! — прорыдала я. — Кася…
Кора уже затягивалась, словно шов стягивался вокруг дыры, где еще недавно находилась девушка. Я стиснула Касины руки в своих, мокрых и грязных, прижала их к щекам и к губам. Они были холодны — но не так холодны, как мои; в них еще теплилась жизнь. Я нагнулась и взвалила Касю на плечи.
Глава 8
К рассвету я доковыляла-таки до выхода из Чащи, с Касей на плечах точно с вязанкой хвороста. Я шла — и Чаща отступала от меня, как будто боялась снова вынудить меня прибегнуть к заклинанию. «Фулмия» звенела у меня в голове точно гулкий колокол, с каждым тяжелым шагом — я ведь несла двойное бремя, свой
Дракон ждал нас в верхней комнате башни. Лицо его было суровым и мрачным как никогда; он схватил меня за подбородок и рывком запрокинул мне голову. Я глядела на него, измученная, опустошенная, а он бесконечно долго и придирчиво изучал мое лицо и всматривался в глаза. В руках Дракой держал флакон с каким-то питьем; наконец он выдернул пробку и сунул флакон мне.
— Пей, — приказал он, — все до капли.
Дракон отошел туда, где на полу недвижно распростерлась Кася; простер над нею руки и сердито зыркнул на меня, когда я протестующе пискнула и потянулась было к ней.
— Немедленно! — рявкнул он. — Если не хочешь вынудить меня тотчас же ее сжечь, чтобы заняться тобою. — Дракон подождал, пока я не начну пить, затем по-быстрому пробормотал заговор, осыпав Касино тело какой-то толченой пылью — и вот над ней раскинулась сияющая янтарно-золотая сеть, точно птичья клетка; а он отвернулся и принялся наблюдать, как я пью. Первый глоток оказался невыразимо вкусен: точно теплый мед с лимоном на больное горло. Но пока я пила, мой желудок запротестовал против приторной сладости. Не дойдя и до половины, я остановилась.
— Не могу, — сказала я, давясь.
— Все до капли, — потребовал Дракон. — А потом еще вторую порцию, если я сочту нужным. Пей! — И я заставила себя сделать еще глоток, и еще, и еще, пока не допила до дна. Тогда Дракон схватил меня за запястья и произнес: — Уложиштус совьента, меджиот кожор, уложиштус меджиот. — И я закричала: ощущение было такое, будто он поджег меня изнутри. Свет засиял сквозь кожу, превращая мое тело в пылающий фонарь. Но когда я подняла руки, я, к вящему своему ужасу, разглядела, как там, под самой поверхностью, скользят бледные тени. Позабыв о лихорадочной боли, я схватилась за платье и стянула его через голову. Дракон опустился на колени рядом со мною. Я пылала как солнце, а тусклые тени двигались во мне, словно рыбины подо льдом зимой.
— Убери их! — взмолилась я. Теперь, когда я их разглядела, я их и почувствовала: они словно бы оставляли внутри меня слизистый след. Я по дурости полагала, что со мной все в порядке, потому что на мне не осталось ни царапины, ни пореза, ни укуса. Я-то думала, Дракон просто осторожничает. А теперь я поняла: под сенью Чащи я вдохнула порчу с воздухом и не почувствовала легкого покалывания, потому что тени вползли незаметно, крохотные и хитрые. — Убери их…
— Да я пытаюсь! — рявкнул Дракон, сжимая мои запястья. Он закрыл глаза и заговорил снова: долгий неспешный речитатив лился и лился, подпитывая огонь. Я сосредоточилась на окне, на льющихся сквозь него лучах солнца, я пыталась дышать, сгорая в пламени. По лицу моему ручьями текли слезы, обжигая щеки словно кипятком. Его пальцы, стиснувшие мои предплечья, в кои-то веки показались прохладными.
Тени у меня под кожей постепенно уменьшались, обгорали по краям в этом палящем свете: так вода размывает песок. Они метались туда-сюда в поисках укрытия, но Дракон не давал свету померкнуть. Я различала внутри себя сияющие очертания костей и разных органов, а вот и сердце колотится в груди. Сердце замедлялось, каждый новый удар давался все тяжелее. Вопрос в том, сумеет ли Дракон выжечь из меня порчу быстрее, чем сдастся тело, отрешенно осознала я. Я пошатнулась в его руках. Он резко встряхнул меня, я открыла глаза — и встретила его негодующий взгляд. Он ни на миг не прервал ход заклинания — ему и не надо было говорить словами: «Не смей даром тратить мое время, ты, непроходимая идиотка!» — это читалось в его зрачках, и я до боли закусила губу и сумела продержаться еще чуть-чуть.