Чаща
Шрифт:
Последние несколько теней-рыб растаяли до извивающихся ниточек, а затем исчезли вовсе, истончились так, что уже и не просматривались. Дракон замедлил речитатив и выдержал паузу. Огонь, к невыразимому моему облегчению, чуть поутих.
— Довольно? — мрачно спросил Дракон.
Я открыла было рот, чтобы сказать «да», сказать «пожалуйста».
— Нет, — прошептала я, во власти неизъяснимого страха. Я все еще чувствовала внутри себя слабые, верткие, как ртуть, следы теней. Если мы сейчас остановимся, они забьются глубже, схоронятся в жилах и в животе. Они пустят корни и начнут расти, расти, расти —
Дракон коротко кивнул. Вытянул руку, пробормотал какое-то слово — и появился новый флакон. Я содрогнулась; Дракону пришлось помочь мне влить в мой открытый рот очередную порцию. Давясь, я проглотила зелье, и маг опять затянул свой речитатив. Во мне снова разгорался огонь — бесконечный, слепящий и жгучий.
Еще три глотка, каждый из которых вздувал пламя в полный рост, — и я была почти уверена: теперь все в порядке. Я заставила себя сделать еще один глоток, на всякий случай, и наконец, едва не рыдая, взмолилась:
— Хватит. Теперь хватит.
Но на сей раз уже Дракон застал меня врасплох и заставил выпить еще глоток. А пока я отплевывалась, он зажал рукою мне рот и нос и прибег к новому заговору: этот не жег, зато закупорил мне легкие. Пять жутких сердцебиений я не могла дышать вообще, я цеплялась за Дракона и тонула в открытом воздухе; из всего, что со мною происходило, это оказалось самым страшным испытанием. Я неотрывно смотрела на Дракона, ощущая на себе взгляд его темных глаз, неумолимый и ищущий. Эти глаза постепенно поглощали весь мир; мое зрение мутнело, руки слабели. Но вот наконец он прервался — и мои истерзанные легкие раздулись точно кузнечные мехи, втягивая поток воздуха. Я заорала что есть мочи, яростно и без слов, и оттолкнула Дракона от себя с такой силой, что он растянулся на полу.
Дракон как-то извернулся, умудрившись не пролить содержимое флакона. Мы пепелили друг друга взглядом, оба разозленные до предела.
— Из всех неописуемых глупостей, что ты тут творила… — прорычал он.
— Ты мог бы предупредить меня! — выкрикнула я, обхватив себя руками и все еще сотрясаясь от пережитого ужаса. — Я выдержала столько всего, я бы и это выдержала…
— Если бы в тебе была порча, то нет, — отрезал Дракон. — Будь ты глубоко затронута, ты бы попыталась избежать этого последнего заговора, если бы я предупредил тебя.
— Тогда бы ты все и понял! — воскликнула я. Дракон сжал губы в тонкую ниточку и отвернулся от меня как-то скованно.
— Да, — коротко подтвердил он. — Тогда бы я все и понял.
И тогда… ему пришлось бы убить меня. Ему пришлось бы меня уничтожить, а я бы просила о пощаде; я бы умоляла и притворялась… возможно, даже сама искренне бы считала, будто порчей нимало не затронута. Я умолкла, дыша медленно, размеренно и глубоко.
— Так я… я чиста? — спросила я наконец, с ужасом ожидая ответа.
— Да, — подтвердил Дракон. — Никакая порча не укрылась бы от этого последнего заклинания. Если бы мы прибегли к нему раньше, оно бы тебя убило. Теням пришлось бы красть дыхание из твоей крови, чтобы выжить.
Я обессиленно села и закрыла лицо ладонями. Дракон поднялся, заткнул флакон пробкой. Пробормотал «ванасталем», взмахнул руками и шагнул ко мне. И протянул мне аккуратно сложенный плащ —
Я рывком поднялась на ноги и, пошатываясь, прижала к себе позабытый плащ.
— Кася, — промолвила я настойчиво и повернулась к ее бесчувственному телу, накрытому сетью.
Дракон ничего не ответил. Я отчаянно глядела на него.
— Ступай оденься, — наконец сказал он. — Никакой спешки нет.
А ведь мною Дракон занялся, едва я переступила порог башни, ни секунды не упустил.
— Должен быть способ, — настаивала я. — Способ наверняка есть. Они же ее только что забрали… вряд ли она пробыла в дереве долго.
— Что? — резко вскинулся Дракон и, хмурясь, выслушал мою сбивчивую невнятицу о пережитом ужасе: о той поляне и дереве. Я попыталась описать невыносимую тяжесть, которая навалилась на меня вместе с ощущением, будто Чаща следит за мною, будто за мною охотятся. Я вывалила на него все как есть: слов не хватало. Лицо Дракона темнело все больше; и вот наконец я дошла до того, как, пошатываясь, наконец-то вырвалась из-под крон в чистый снег.
— Тебе неописуемо повезло, — наконец промолвил Дракон. — И ты неописуемая идиотка, хотя в твоем случае это, видимо, одно и то же. Никто не выбирался из глубин Чащи живым и невредимым с тех пор, как… — Маг прикусил язык. Я отчего-то сразу поняла, что речь идет о Яге, хотя имени он не назвал: конечно же, Яга ходила в Чащу и благополучно возвращалась обратно. Дракон заметил, что я догадалась, и ожег меня сердитым взглядом. — В ту пору, — ледяным тоном сообщил он, — ей было сто лет, и она так пропиталась магией, что там, где она шла, под ногами у нее вырастали черные грибы. И даже у нее хватало ума не творить великое чародейство посреди Чащи, хотя вынужден отдать тебе должное — в данном случае тебя только это и спасло. — Дракон покачал головой. — Надо было приковать тебя цепями к стене, как только эта пейзанка заявилась сюда порыдать на твоем плече.
— Венса, — промолвила я. Мой отупевший, измученный разум зацепился за последнюю фразу. — Надо сказать Венсе. — Я поглядела в сторону лестницы, но Дракон тут же вмешался.
— Сказать ей что? — уточнил он.
— Что Кася жива, — объяснила я. — Что она уже не в Чаще.
— И что она обречена умереть? — жестко докончил он.
Я непроизвольно попятилась к Касе, заслонила ее собою и воздела руки — напрасный труд, если бы Дракон захотел, он бы играючи со мной справился; но он лишь покачал головой.
— Хватит махать на меня руками, словно петух крыльями, — промолвил он скорее устало, чем раздраженно, и от этого тона в груди у меня стеснилось от ужаса. — Я уже понял, что ты ради нее способна на любую глупость, не надо лишний раз это доказывать. Можешь оставить ее в живых — пока мы способны ее обуздывать. Но в конце концов ты сама поймешь, что смерть обернется для нее милосердием.
Я все-таки сказала Венсе правду, когда она вскорости очнулась от сна. Венса сжала мои руки, глаза ее расширились.