Чаща
Шрифт:
Балло уже согласно закивал. Но — десять лет! Мне захотелось закричать во весь голос: нет, не надо! Неужто Касю у меня снова забирают?! Бросать десять лет на ветер с такой легкостью может разве что тот, кто живет на свете не первый век. Но я прикусила язык. Алоша отнюдь не глупа, и да, ее осторожность куда как уместна. Я покосилась на пропитанный порчей бестиарий на столе. Чаша расставляет нам ловушку за ловушкой, снова и снова. Она натравила химеру на Желтые Топи и белых волков на Дверник, пытаясь поймать Дракона. Она забрала Касю, чтобы приманить меня. А когда я сумела-таки отбить
Я не знала, что делать. Если я соглашусь, если поддержу Алошу — прислушается ли к ней король? А если я напишу Саркану и он ответит согласием? Я закусила губу. Алоша, невозмутимо изогнув бровь, глядела на меня в ожидании ответа. И тут двери Чаровницкой распахнулись. На пороге стоял Сокол: белая фигура в обрамлении темного проема: белоснежные одежды сияли в потоке света. Сощурившись, он оглядел нас троих — и изобразил очередную улыбочку.
— Вижу, вы тут все очень заняты, — небрежно обронил он. — А между тем происходит кое-что важное. Не изволите ли проследовать на суд?
Глава 21
За пределами укромной Чаровницкой шум многолюдного сборища растекался по пустым коридорам. Музыка смолкла, но море гулких голосов вдалеке ревело и расходилось волнами, все громче и громче по мере того, как мы вместе с Соколом приближались к парадной бальной зале. Лакей поспешно распахнул перед нами двери на лестницу, уводящую вниз, к танцевальному полу. Посол в белом камзоле восседал в кресле рядом с королевским троном на возвышении. По другую сторону от короля разместились принц Сигмунд с супругой. Король судорожно стискивал рукояти кресла в форме когтистых львиных лап; лицо его шло пятнами от гнева.
Прямо перед ним, посреди залы, Марек расчистил широкий круг, оттеснив целых шесть рядов потрясенных танцоров: все они с жадным любопытством ждали, что будет. Дамы в пышных юбках походили на разбросанные по кругу цветы. В центре круга стояла королева — с безжизненным лицом, в белой тюремной рубахе. Кася держалась за ее руку. Кася оглянулась, заметила меня, во взгляде ее отразилось облегчение, но протолкаться к ней я не могла. Толпа запрудила все лестницы и заполонила бельэтаж: зеваки аж через край перевешивались.
Королевский секретарь чуть ли не в пол вжался перед принцем: голос бедняги дрожал и срывался, он заслонялся тяжелым сводом законов словно щитом. И кто бы не струсил на его месте? Марек стоял в двух шагах от него словно оживший герой песни: закованный в сверкающую броню из полированной стали, с мечом в руке, которым и быка зарубить можно, со шлемом под мышкой. Он возвышался над секретарем точно воплощение карающего правосудия и просто-таки излучал ярость.
— В случаях… в случаях порчи, — лепетал секретарь, — судебный поединок не… судебные поединки безоговорочно запрещены указом Богуслава… — Сдавленно ойкнув, секретарь отпрянул назад: Марек вскинул меч в каком-нибудь
Марек широко размахнулся мечом по кругу; толпа, не дыша, отпрянула подальше от летящего острия.
— Королева Польнии имеет право на паладина! — закричал принц. — Пусть любой из магов выйдет вперед и обнаружит в ней хоть какой-либо признак порчи! Вот ты, Сокол, — окликнул Марек, стремительно разворачиваясь и указывая на верхнюю площадку лестницы. Глаза всего двора обратились к нам. — Наложи на нее заклинание прямо сейчас! Пусть весь двор посмотрит и убедится, что королева незапятнанна… — Все дружно выдохнули — и эрцгерцоги, и служанки в едином порыве: восторженный вздох взметнулся и опал.
Наверное, поэтому король и не прекратил это действо тотчас же. Толпа на лестнице расступилась, пропуская нас. Сокол величаво двинулся вперед, подметая ступени длинными рукавами. Спустившись в залу, он изящно склонился перед королем. Он со всей очевидностью подготовился к этой минуте надлежащим образом: при нем был кошель с чем-то тяжелым. Изогнув палец, он сманил с потолка четыре высоких колдовских светильника и расставил их вокруг королевы. А затем открыл кошель и веером бросил в воздух над ее головою горсть синего песка, негромко повторяя магические слова.
Самого заклинания я не расслышала, но с пальцев Сокола хлынул жаркий белый свет — и, потрескивая, заструился сквозь опадающий песок. Запахло расплавленным стеклом, потянулись тонкие струйки дыма; песок полностью растаял, еще не долетев до пола, и в воздухе задрожала бледно-голубая рябь, так, что я видела и королеву, и Касю словно бы сквозь массивное окно и в окружении зеркал. Свет колдовских светильников хлынул в «окно», разгораясь с каждой секундой. Касина ладонь покоилась на плече королевы; сквозь плоть я различала кости и бледный контур Касиного черепа и зубов.
Марек взял королеву за руку и обвел ее по кругу, демонстрируя всем и каждому. Придворные ведь не присутствовали на архиепископском суде и не видели испытания покровом Ядвиги. Все жадно глядели на королеву в белой сорочке. Даже кровеносные сосуды и те обозначились внутри ее невесомой сеткой переливчатых линий. Она сияла вся — глаза лучились как два светоча, приоткрытые губы выдыхали мерцающую дымку; нигде ни тени, ни пятнышка тьмы. Двор зароптал еще до того, как зарево медленно начало угасать.
Стекло разлетелось вдребезги и осыпалось звенящим ливнем. Осколки снова таяли, растворялись синими струйками дыма, едва коснувшись земли.
— Да продолжится испытание! — прокричал Марек, перекрывая нарастающий гул голосов. Он и сам просто-таки сиял светом истины. — Вызовите любого свидетеля: пусть выйдут Ива и архиепископ…
Марек со всей очевидностью подчинил себе зал: даже я понимала, что, если король откажется слушать, если повелит увести королеву и впоследствии предать ее смерти, поползут бессчетные слухи об убийстве. Король тоже это понимал. Он оглядел толпу придворных, а потом коротко, решительно дернул подбородком вниз и откинулся к спинке трона. Итак, Мареку удалось принудить отцовскую руку, даже без всякого чародейства. Суд все-таки начался, не важно, хотел того король или нет.