Чаша гладиатора(без ил.)

Кассиль Лев Абрамович

— А Гидрострой? К нам же воду скоро подведут. Разве не знаете? Вот, если на террикон залезть… Хотите, я вас туда сведу? Оттуда уже сверху видно строительство. Правда, канал от нас далеко пройдет, ну, а к нам водохранилище разольется… Вот я уже и подготовленный буду!

И он, захлебываясь, словно уже глотая залпом желанную воду, стал рассказывать о том, как ждут все ее в поселке, как подготавливают к ней трубы в домах и колонки на улицах. Что же из того, что пройдет трасса канала в стороне? Пусть не на самой магистрали будет Сухоярка. Но вода, вода большая, желанная, еще дедами загаданная, подступит и сюда.

Незабудный слушал его, изумленный, весь исходя несказанной благодарностью к мальчишке,

от которого узнал такое, о чем и мечтать не решался. Так вот зачем переносят кладбище. Вот чему уступит место хибарка матери, которую хотят куда-то перенести и, возможное дело, уже срыли. А он-то, старый чудила!.. Тут все готовилось быть полной чашей, а он полез со своей вазочкой.

Артем Иванович повеселел, словно и его сердце омыло грядущей водой, о которой столько десятилетий мечтали в этих иссыхающих краях.

Глава IX

Не быть земле пухом

И он сразу взбодрился, встал, вспомнил, что ему надо повидаться с председателем исполкома. Но того опять не оказалось на месте, когда они зашли в Совет. Сеня, который знал, где живет председатель, предложил пойти к Тулубеям на дом. — Строгий он у вас? — по дороге осведомился Артем.

— А у нас не он, а она.

— То погано, — огорчился Незабудный. — Боюсь я, брат, ихнюю сестру-начальницу.

— Она добрая, У нас ее внучка учится. В нашем классе. Тулубей ей тоже фамилия. Я же вам говорил, тот Герой Советского Союза — это сын ее, как раз нашей председательницы. По дороге Артем Иванович узнал еще от Сени, что всем в доме Тулубеев заправляет, как сказал Сеня, «подшефная барыня», так в Сухоярке прозвали вдову бывшего управляющего рудником Грюппона. Незабудный хорошо помнил его: атлет и гимнаст, большой меценат по части спорта, сам пробовавший свои силы на ковре. Он когда-то первым и помог Артему выйти на манеж, оценив неимоверную силу и многообещающие возможности молодого гиганта-навалоотбойщика.

Они были у дверей квартиры Тулубеев и Сеня уже постучал, как вдруг Артем Иванович, которого смутила внезапная догадка, удержал его за плечо:

— Не стучи, стой! Как ее, барыню-то, говоришь, подшефную звать? Часом, не Наталья Жозефовна?

— Наталья Иосифовна.

— Стой, стой… а не…

Но дверь уже открылась, и в ней появилась «подшефная барыня». Конечно, то была Наталья Жозефовна Грюппон. Сразу же узнал ее Артем. Да и пенсне как будто было то же, что видел он на ней сорок с лишним лет назад, — старомодное пенсне «велосипедом» на длинном черном шнурке.

Да, это была Наталья Жозефовна, бывшая хозяйка его Гали. У нее, у Грюппонов, жила в горничных Галя, после того, как, заболев, перестала работать плитовой в шахтах.

Незабудный вспомнил, как танцевал с мадам Грюппон мазурку на своей свадьбе. Вспомнил, как бранила она его за дурное французское произношение, когда он еще в старое время, первый раз вернувшись из Парижа, заезжал в Сухоярку. Но еще не знал он сейчас, что Наталья Жозефовна все эти годы не расставалась со своей бывшей прислугой. Они и в эвакуацию вместе ез-дилп. А после гибели Григория Тулубея и смерти его жены бывшая барыня помогла выходить маленькую Ксану. Она давно уже прижилась в семье Тулубеев, стала своим человеком в доме, чем-то вроде экономки и домоправительницы. В доме к ней относились со снисходительным уважением, хотя и называли за глаза «подшефной барыней». Так «величать» ее стали в первые годы революции: когда в обязательном порядке уплотняли бывшую квартиру управляющего, Галина при распределении комнат заявила, что Наталья Жозефовна теперь ее «подшефная барыня» и она, Галина, сама займется ее политическим воспитанием.

— Боже мой! Артем! — воскликнула Наталья Жозефовна, увидев великана, который боком, склонив голову, чтобы не задеть притолоки и косяка,

ввалился в комнату. — Вот уж верно сказано: гора с горой не сходится…

— А Человек-Гора со своими встречается, — пробасил, прерывая ее, Незабудный. И, низко склонившись, поцеловал руку «подшефной барыне».

А она припала виском к его локтю, так как выше достать не могла.

Сеня был поражен поступком Артема Ивановича. Такой большой и знаменитый человек, силач и всемирный чемпион, и вдруг позволяет себе целовать ручку, будто какой-то придворный в кино из старой жизни. Тьфу! Этого уж Сеня никак не ждал от своего нового и столь необыкновенного знакомого. Вот до чего могут довести человека при капитализме! А «подшефная барыня», увидев за спиной Артема Сеню, быстро сказала:

— Премило! Утром через балкон, а теперь, слава богу, в дверь. Рановато, мой дружок, наведался. Ксаночки еще нет.

Она быстро сказала что-то по-французски Артему, и тот добродушно и негромко проговорил в ответ тоже по-фраицузски, показав на Сеню.

— Нот! — воскликнула Наталья Жозефовна. — Только послушайте, какое произношение! Каков прононс! Париж, настоящий парижский диалект! Да вы сядьте, ради бога. Вы такой огромный, что от вас в комнате темно. Садитесь, мой дорогой. Нет, вы послушайте, господа, каково произношение!

Наталья Жозефовна всегда, когда очень волновалась, говорила нечаянно «господа». — Но, слушайте, как там насчет Алжира? Что думает все-таки французское правительство? Кончится когда-нибудь эта возмутительная, безобразная узурпация? Что смотрит общественное мнение? И что же, действительно у вас там повсюду решительно американские базы? Вы знаете, я на днях ходила на доклад — приезжал лектор по международным вопросам, — просто нет слов! И все эти шашни НАТО и СЕАТО…

Незабудный был несколько озадачен, так как не ожидал, что старушка так сильна по международной части. А Сеня слушал и поражался. То, что «подшефная барыня» говорила по-французски, это было вполне естественно и не ново, но что такой усатый громаднющий дядька ловко чешет по-французски, это было уже дико для Сени. Насчет НАТО и СЕАТО он также был не очень силен и вполне посочувствовал Артему Ивановичу, который, разводя руками, только и мог сказать:

— Да что уж тут, Наталья Жозефовпа, толковать… политика!

Он помял шляпу в руках, зажатых между коленями, наклонился, чуточку покосился на Сеню, стоявшего за его плечом, и голосом, в котором вдруг проступила хрипота, спросил:

— А как Галя… Галина?.. Ничего?

— О, Галина Петровна! Вы знаете, как ее тут зовут? Мать-хозяйка. Вам уже известно?.. Она у нас председатель исполкома в Совете. Пользуется огромным авторитетом, могу вам сообщить. Ах, Артем, Артем, что Старое поминать… Не хочу вас винить и не мне судить, а прошлого не вернешь. Но… — Она быстро проговорила что-то по-французски Незабудному, и тот, вздохнув в покорном согласии, опустил голову. — Такая, знаете ли, у нее, бедной, нагрузка! Дня не видит! Да и мы ее редко когда видим… Ох, извините, пардон, это, кажется, она.

На улице что-то зашумело, хлопнула дверца машины. Артем глянул в окно и увидел внизу, у подъезда, зеленую «Победу» на высоком ходу — так называемый «козлик». Тень мелькнула между машиной и крыльцом под балконом. В подъезде что-то кратко-распорядительно произнес низкий певучий голос, который лет сорок пять назад впервые услышал на рудничном дворе иод землей Незабудный и уже потом не мог забыть всю жизнь. Оробев, он ждал встречи с ней. Сомнений не оставалось — он слышал ее голос с лестницы. Да, это была Галя, Галина Петровна, Теперь уже, как видно, не Неза-будная и не Хмельно, а Тулубей, председательница исполкома Сухоярского Совета депутатов трудящихся, мать Героя, на могилу которого в далекой Генуе благодарные матери приносили цветы.