Чаша гладиатора(без ил.)
Шрифт:
— Вам этого не понять, — сухо сказала дама. — Вам все эти понятия чужды. Что делать!.. А ведь я и квартиру сменила, чтобы быть поближе там… Чтобы каждый день могла ходить… Где вам это понять!
Галина Петровна встала, перегнулась через стол и внимательно вгляделась в лицо посетительницы.
— И это кому же вы все говорите? — почти шепотом произнесла она. — Вам на автобусе не больше десяти минут ехать туда, на новое место. Пешком если, то и тогда полчаса не потребуется. А до могилы, где у меня сын… до той могилы, мне самой дорогой… тысячи километров. А десять лет с лишком я и не знала даже, где она. Вот спасибо, человек нашел… Только на другом краю
Они стояли и смотрели друг на друга, чужие и непохожие.
— Простите, — сказала дама.
— Да что тут… — Галина Петровна устало опустилась в кресло.
Как после всего этого было начинать разговор о каких-то сомнительных тайнах и припрятанных кладах? Но Галина Петровна, отпустив последнего посетителя, попросила секретаря, чтобы распорядился дать чайку на двоих, и пересела сама на диван, с которого собирался уже было подняться Артем. Маленькой сильной рукой она удержала его за плечо, согнала потом ладонью пелену усталости со своего лица, словно паутину сняла.
— Ну, Артем, задержала я тебя, прости ты меня…
— Царица ты Савская и Соломон мудрый в одном лице… — пробормотал Артем, отворачиваясь. — Честное тебе даю слово. Ну никогда не думал, не гадал, Галя… И во сне не снилось, что ты такая станешь! Ведь какое же, погляжу, у тебя хозяйство!..
— Да ладно тебе, Артем… Выкладывай, что там у тебя.
— Нет, я лучше, Галя, когда в другой раз…
— Как знаешь, Артем. Крутишь ты что-то. Чего-то таишь.
— Ну, Галя, — Артем Иванович решился, — как знаешь, а я правду скажу.
Нет, не все сказал он. Утаил-таки самое трудное, что и трогать-то было больно и совестно… Всего сказать, конечно, не решился, но передал кратко разговор, о котором сообщил ему Пьер.
Галина Петровна, выслушав его, задумалась.
— Знаешь, — сказала она потом твердо, — я тебе, может быть, тут плохая советчица. Это дело твоей личной совести. Только чую я, что ты чего-то темнишь. Не все договариваешь.
— Да нет же, Галя…
— Ты не спорь. Это твое дело. Я не допытываюсь. А все-таки на твоем месте я бы кой-куда сообщила. Тут дело что-то не совсем чисто. Кстати говоря, у нас тут долго слушки ходили, будто где-то в этих местах фашисты большие ценности позарывали. Ну мы тут одно время и поиски делали. Но пока ничего не обнаружили. Вот, правда, на Гидрострое, так там один раз, когда поселок Степной сносили, экскаватор банку консервную из-под земли выцарапал. Там верно были кое-какие вещички. Кольца, ожерелье одно. Сдали государству. Говорят, на довольно приличную сумму. Нахапали где-то, видно, каты-фашисты, да не успели с собой унести. А больше пока ничего не слышно. Во всяком случае, не мешало бы сообщить куда следует. Скоро тут полрайона водой зальет. Чего же добру пропадать на дне? Сгодится в хозяйстве. Затраты у нас очень огромные. Я, Артем, конечно, могла бы сама о нашем с тобой разговоре сообщение сделать, но, по-моему, умнее будет, если ты лично туда зайдешь. Мало ли какие вопросы могут быть. Верно? В общем, ты иди, а я позвоню, чтобы тебя сразу приняли.
И отправился Артем на Красношахтерскую улицу, в дом № 8, где у входа стоял часовой.
Артема Ивановича приняли в небольшой, очень чистой комнате.
Через опущенные донизу легкие шторы на окнах свет лился на сверкавший, как будто только лишь сейчас вымытый пол. Худощавый, медлительный и даже как бы несколько сонный, но вдруг становившийся неожиданно быстроглазым человек в штатском встал навстречу Артему
Затем Незабудного пригласили пройти еще в один кабинет, побольше, тоже очень чистый и несколько пустынный.
Все тут было голо и строго. Ковровая дорожка вела по натертому до блеска паркету к большому столу, без единой бумажки на нем. Человек в штатском познакомил Артема Ивановича с высоким, уже немолодым военным. Здесь Артем Иванович снова повторил свое сообщение. И опять его вежливо поблагодарили. Сказали спокойно, что поступил он совершенно правильно.
Порекомендовали все дело сохранить в строжайшем секрете, чтобы не было лишних разговоров. На листке, вынутом из ящика стола, записали тот адрес, который назвали в Париже Пьеру его незваные гости. И листок снова спрятали в стол. Обещали списаться с центром, с Москвой, поскольку дело получалось уже международное и могло иметь самые неожиданные оттенки. Просили не тревожиться. Сказали, что примут меры. И не советовали пока что говорить Пьеру о визите на Красношахтерскую.
Теперь, по существу, Незабудный сам отдался во власть судьбы, грозящей раскрыть для всех ту постыдную, нелепую историю, опровергнуть которую он уже вряд ли бы смог, если бы она обнаружилась. Трудно было бы вскрыть погребенную этим происшествием истину. Однако на душе у Артема Ивановича стало как-то спокойнее. Во всяком случае, поступил он честно. Все пришло в какой-то порядок. Теперь, хотя бы до поры до времени, он мог смело смотреть в глаза людям. А там — как уж получится. Если не соврали тогда Пьеру те двое, если и правда вместе с тайником раскроется и его тайна, грозящая ему позором, хотя и безвинным, он попробует доказать, что не так уж грешен, как может показаться… А коли не удастся опровергнуть, что же, пусть это ему будет за все прошлое. По дороге домой он присел отдохнуть на скамейке под старой раинкой. Надо было еще зайти на почту, чтобы получить пенсию, которую ему окончательно и щедро установила теперь Москва «за особые заслуги перед отечественным спортом». Подошла незнакомая совсем молоденькая девушка. По крайней мере, такой издали показалась она Артему. Когда приблизилась, Незабудный увидел, что не такая уж она девочка.
Только фигурка у нее была совсем как у школьницы, — легкая, с тонкой талией и маленькой головкой, оплетенной двумя толстыми косами. Она держалась свободно и совсем по-юному.
— Простите, вы из местных? — обратилась она к Артему Ивановичу, настороженно поглядывая на его костюм, покрой которого изобличал человека, приехавшего издалека.
— Из местных, — с удовольствием ответил Артем Иванович. Он еще испытывал каждый раз удовольствие, что наконец может считать себя местным. Много лет он нигде не был «местным».
— Вы не можете сказать, где здесь школа имени Ту-лубея? — спросила она.
Незабудный стал медленно вставать, приподняв вежливо шляпу. И, когда выпрямился, молоденькая незнакомка даже слегка попятилась и приоткрыла рот.
— Ух, какой вы! — вырвалось у нее.
— Пожалуйста, барышня… — пробасил Незабудный. — Я вас доведу. Мне в ту сторону.
Девушка с удивлением вскинула на него глаза при слове «барышня». По пути в школу они разговорились, познакомились. — И девушка, почувствовав сразу какое-то особое доверие к спутнику, поразившему ее одинаково как ростом, так и фамилией, рассказала, что она назначена старшей пионервожатой в школу имени Тулубея и зовут ее Ирина Николаевна, а фамилия у нее Стрекотова.