Чаша небес
Шрифт:
– Ну да, конечно, – проговорила Майра, – центростремительная гравитация.
Они свели воедино результаты измерений и построили на главном экране изображение объекта. Сияющий плазменный штырь торчал из Чаши, выходя через дыру с незашлифованными краями.
– Совсем как огромная чашка для чая, – проронил Редвинг. – Или нет, кубок. Кубок мира.
Долгое мгновение все молчали. Затем Редвинг с тщательной небрежностью сказал:
– Абдус, пожалуйста, проверь, нет ли еще ответа с Земли.
– Но сигналов не поступало…
– Сейчас, – коротко бросил Редвинг. Бет поняла: Абдуса следовало чем-то занять.
По палубе
– Мы входим во внешние слои струи, – сказала Бет лаконично. – Думаю, стоит назвать это… плазменным серфингом.
Редвинг нахмурился.
– Полный вперед. Зациклиться.
– Есть.
Бет проделала сложный маневр, не отводя глаз от экранов. Чаша стала стремительно раздуваться.
– Мы теперь заперты в потоке, – глубокая басовая нота выворачивала кишки. – И… замедляемся. Мы летим прямо вверх по струе.
«Искательница солнц» заложила отчаянный поворот. Чтобы проскочить в плазменную струю, требовались навыки конькобежца, помноженные на таланты акробата, – предстояло кружиться в трех измерениях под все возрастающими рывками. В межзвездном пространстве, где водород существует главным образом в виде газа, не разделенного на ионы и электроны, «Искательница» вынуждена была ионизировать газ ударной волной от собственных осцилляционных магнитоходов. Волны давления распространялись перед кораблем, перепахивая пространство, захватывая электроны и вмазывая их в молекулы водорода. При должном навыке (у Бет на это ушла пара мгновений) можно было спокойно расщепить водород на протоны и электроны. Газ подпитывал ионный факел, перед самым кораблем протягивалась плазменная колонна, вещество из нее собиралось в диполь-магнитные воронки и поставлялось в камеры термоядерного синтеза. Трюк был в том, как заставить корабль мчаться на хребте этой гневно плюющейся плазмой, устремленной вперед колонны.
«Искательница солнц» вихляла из стороны в сторону на несколько градусов, немного отклоняясь от звезды-цели, но тут же возвращаясь в поток, исходящий от нее. Струя сужалась, обрастая кружевными волоконцами. Последним отчаянным усилием они полностью нырнули в струю: ускорение, головокружительный рывок, перегрузка, вдавившая всех в кресла надолго… навеки…
Задать звездолету новый курс – непростая работенка. С Бет пот лил ручьем, она не глядя ткнула пальцем в консоль, повеял свежий ветерок. По всей длине «Искательницы солнц» скрипели переборки, и скрип этот эхом отдавался в коридорах. Даже закрепленные мебель и оборудование ерзали и дергались. Бет не знала, выдержит ли «Искательница» эту нагрузку, выдержит ли ее она сама.
Наконец они выровняли курс и направили исходившую от светила струю прямо в магнитосборщики. Бет кинуло вперед отдачей от замедления, ремни впились в тело. На круговом обзорном вседиапазонном экране стало видно, как нос корабля облизывают и покусывают струи раскаленной плазмы. Скорость «Искательницы» все еще была выше скорости звезды, но по мере углубления в Чашу и яростную струю в игру вступали другие силы. Она почувствовала эти силы, сперва встревожилась, потом сообразила: «Искательницу» начинало поворачивать, корабль находил себе более или менее устойчивое положение в бешеном плазменном потоке. Казалось, что их закинуло между жерновами медленно вращающейся мельницы.
–
– Правда? – уронил Редвинг. Он был не по этой части.
– Кто-то придумал использовать для этого поля самой звезды, втиснув их в струю. Встреченные нами геликоидальные волоконца как раз ими и образованы.
– Токи? – встревожилась Майра. – Но корабль же металлический, он проводит…
– Ага, и токи текут вокруг нас, не попадая внутрь. Закон сохранения углового момента и всякое такое. Вспомните, на Земле самолеты летают в грозовых облаках. Но… ничего себе поездочка! Эк нас потряхивает!
Бет обернулась улыбнуться остальным и увидела на их лицах тревогу. Не всем по вкусу этот серфинг. Ничего, распробуют.
– Да ладно, у меня все под контролем. Не надо так потеть. Это всего-навсего огромный соленоид. – Сперва хорошие новости, остальное подождет. – А это значит, что мы преодолеем более долгий путь, который потребует больше времени, то есть из струи выскочим, дополнительно сбросив скорость. Вот так.
Остальные не изменились в лицах.
Пассажиры, что с них взять!
Совсем не умеют прикалываться.
Их крутило в струе час за часом. Бет чувствовала растущее в команде напряжение, но отчего-то ей было по барабану. Рассекая плазменные узлы без вреда для корабля, она ловила кайф. Сердце ее колотилось от наслаждения, восторг не с чем было и сравнить. Она стала парашютистом, дайвером и серфером в одном лице, наслаждаясь собственными скоростью и мастерством.
Ништяк!
Она счастливо улыбалась, а Редвинг мрачнел. Заметив это, она поколебалась, заявила, что ей нужен отдых, отвязалась от кресла, с трудом встала, оглядела дисплеи. ИИ неустанно трудились, внося поправки в курс. К этому моменту корабль накопил немалый заряд на вершинах и элеронах, и Бет опасалась, как бы чего не закоротило. Слишком много электронов танцует на шкуре «Искательницы». В следующее мгновение, вспомнив какое-то соотношение из физики первого курса, а отчасти по наитию, она смела этот заряд с корпуса импульсом протонной плазмы. Добро пожаловать, месье Кулон.
Она продолжала стоять. Ощущения были как от серфинга на самой высокой волне во Вселенной. Вокруг вздымается пена, штормит, крутит, корежит – и пробирает до глубины души с каждым километром.
На экранах возник Свищ. Она опустилась назад в кресло.
Ну что, ништяк уже всё? Посмотрим.
Кто-то что-то говорил за ее спиной, она не обращала внимания. Умным пилотам ни к чему вслушиваться в лепет пассажиров.
Бет до боли навалилась на крепежные ремни. Впереди, за Свищом, похожим на бычий глаз, зияла внутренность Чаши – отсюда она казалась плоской. Девушка видела сложные извивы катушек у полярного отверстия – те вздымались над краем Свища, как горные гребни. Искусственные токопроводы размерами больше континентов? Кто-то должен был спроектировать полевую оболочку, отслоившую эту плазму от светила, создать те самые поля, какие теперь со слепой яростью колотились в «Искательницу». Кто-то… очень большой.