Часовщик из Эвертона
Шрифт:
Чуть погодя, все так же вскользь, он осведомился, причем прозвучало это не как вопрос, а скорее как утверждение:
— Вы ведь не женаты?
Дейв понятия не имел, что навело полицейского на эту мысль: из-за Бена он всегда старался, чтобы дом у них не выглядел по-холостяцки. Обстановка холостяцкого быта всегда раздражала его у Мьюзека. Там-то ошибиться было невозможно: даже запах в комнатах говорил о том, что в доме нет женщины.
— Когда-то был женат, — коротко ответил Дейв.
Он вел себя подобно больному, который, боясь вызвать приступ, живет в замедленном темпе, двигается осторожно, говорит еле слышно.
В глубине души он нимало не удивился при виде полицейских. В аварию ему как-то не верилось. Его об этом сразу известили бы. Еще вечером, вернувшись в пустую квартиру, он понял, что дело куда серьезнее, и весь сжался, готовясь принять удары судьбы.
Но что бы ни случилось, сына надо защитить. Никогда еще так пронзительно, всем нутром он не чувствовал, насколько они связаны. Несчастье стряслось не с другим человеком, который сейчас далеко, неизвестно где — нет, оно обрушилось на него самого.
Жил он честно, уважал закон, быть может, был слегка трусоват, но ему не в чем себя упрекнуть.
— Ничего, что я не успел побриться?
Волосы у него с рыжиной, хоть и не такие огненные, как у Хоукинсов. Очень тонкие, они уже начинают редеть. Солнце высвечивало рыжеватую щетину на щеках. Зачем ему понадобилось идти на кухню и проверять, выключена ли электроплита? По привычке! Он запер дверь, спустился вниз, где поджидал второй полицейский. Стражи порядка обменялись несколькими словами.
— Вы готовы?
Он хотел сесть сзади, но ему указали на переднее сиденье, и тот, что пониже, сел за руль, а второй, к удивлению Дейва, остался стоять на тротуаре, глядя вслед машине.
— Каждое воскресенье утром что-нибудь да случается, — вздохнул полицейский. Говорил он непринужденно, словно они болтали в баре. — В субботний вечер людям прямо неймется.
Воскресенье действительно чувствовалось во всех городах, через которые они проезжали. Белели церкви, их двери были распахнуты настежь. Женщины и даже маленькие девочки, в белых перчатках, чинно прогуливались с букетами в руках.
— Не забудьте насчет кофе, — через силу улыбнувшись, напомнил Дейв.
— За Покипси есть одно славное местечко.
Покипси проехали не останавливаясь, пересекли по мосту сверкавший на солнце Гудзон — под ним как раз проплывал экскурсионный пароходик.
Машина взбиралась на первые отроги Катскиллов.
Дорога петляла, вела то вверх, то вниз, то ныряла в тенистый, прохладный лес, то огибала озеро; иногда навстречу попадались фермы, и снова тянулось поросшее травой плоскогорье. Полицейский остановился перед закусочной для автомобилистов, которая приткнулась у дороги, вся обклеенная рекламами лимонадов. Подошла девушка в брючках, и спутник Дейва бросил ей:
— Два кофе.
— Черный?
— Мне черный и два куска сахару, — сказал Дейв.
— Мне тоже.
Каким прекрасным казалось, наверно, это воскресенье другим людям! Машина проехала мимо поля для гольфа, по которому разбрелись кучки спортсменов, с клубными сумками для клюшек через плечо — мужчины почти все в белых каскетках, многие женщины уже в шортах и темных очках.
Из телефонного разговора и нескольких услышанных фраз Дейв сделал вывод, что его везут в Хортонвилл. Он бывал там и раньше. Этот городок расположен на границе штатов Нью-Йорк и Пенсильвания. Дейву смутно помнилось здание полиции — одноэтажный кирпичный дом у шоссе. От Эвертона до Хортонвилла добрых шестьдесят миль — примерно час с четвертью езды, если не больше.
Он заставлял себя молчать, ни о чем не спрашивать. От напряжения у него вспотели ладони и на верхней губе выступили капельки пота.
— Вы не курите?
— Забыл сигареты дома.
Полицейский протянул ему пачку, кивнул на электрическую зажигалку. Они ехали через маленький сонный городок — наверное, Либерти, — потом показалось довольно большое озеро, на котором застыло несколько яхт. Снова въехали в лес, и вдруг Дейв дернулся, точно порываясь схватить спутника за руку и остановить машину, на правой обочине, в траве, он увидел свой шоколадно-коричневый грузовичок, а рядом с ним в тени — полицейского в форме.
Его движение не укрылось от водителя.
— Ваш? — небрежно спросил он.
— Кажется, мой...
– Сперва заедем за лейтенантом, это в двух милях отсюда, потом вернемся.
Здание полиции было сложено из нежно-розового кирпича, по обе стороны от входа разбиты клумбы. После улицы внутри показалось темно, и Гэллоуэя, зазнобило — скорее всего, от нервного напряжения. Оставшись один в коридоре, он почувствовал, что его колотит дрожь.
— Пройдите, пожалуйста, сюда.
Лейтенант оказался молодой, атлетического сложения. Дейв удивился, когда тот протянул ему мускулистую руку для пожатия.
— Прошу прощения, что пришлось вас потревожить, мистер Гэллоуэй, но без вас нам не обойтись.
Знать бы, что сообщил лейтенант полицейскому, доставившему Дейва! Говорили они довольно долго, и теперь полицейский смотрит на Дейва совсем по-другому: в его взгляде читается явная симпатия и даже нечто вроде уважения.
— Вы заметили по дороге ваш грузовичок?
— По-моему, я его узнал.
— Ну что ж, с него и начнем. Это займет у нас всего несколько минут.
Лейтенант снял с вешалки фуражку с галуном, надел и зашагал к машине, на ходу махнув другому полицейскому, чтобы тот следовал за ним.
— Вчера вечером вам, говорят, не повезло в кости?
Итак, Мьюзека допросили. От него этого не скрывают, значит, дают понять, что ведут с ним честную игру.
— Не обижайтесь на нас, мистер Гэллоуэй. Такая уж наша работа — все проверять.
Они подъехали к грузовичку. Дейв сразу же бросил взгляд на шины: нет, ни одна не лопнула. Ладони у него по-настоящему взмокли, и, вылезая из машины, он на миг засомневался, сможет ли сделать хоть шаг.
— Узнаете свою машину?
— Разумеется.