Часть третья
Шрифт:
Владимир Павлович пробился сюда при помощи прокурора города Иваненко и очень гордился этим.
Кроме прокуроров, судьей и высших милицейских чинов, были приглашены и Тимур, Борис Петрович и Дима. Тимур выделил Дупленко пятьдесят тысяч долларов на эту свадьбу, Борис Петрович десять тысяч, а Дима принес огромный букет роз и дольше всех аплодировал, а также выкрикивал "горько".
Высокие чины поздравляли, подарков не преподносили молодым, ибо само их появление на свадьбе уже считалось королевским подарком, а потом стали по одному незаметно исчезать. Владимир Павлович хмурился, возмущался и переживал одновременно, а Светлана не обращала
Вскоре начались танцы под хорошую музыку с притушенным светом. Каждый из гостей мужского пола считал своим долгом пригласить молодую на танец. Света охотно соглашалась, и когда разогретые кавалеры прижимали ее к себе, иногда так, что косточки трещали, она не возражала, а к некоторым кавалерам и сама липла, как опилки к магниту.
Особенно пришелся ей по вкусу Борис Петрович. Порой казалось, что она перепутает его с Владимиром Павловичем и вопьется ему в губы. Не будем осуждать ее за это, ибо она прощалась со всеми, всеми мужчинами, красивыми и менее красивыми и меняла их всех на милого старичка Владимира Павловича.
– - Вы..., пригласите мою подругу Лину, она такая милая, такая добрая и, кажется, все время поглядывает в вашу сторону. Словом, мы обе немного влюблены в вас, Борис..., как вас там по отчеству?
– - Петрович, -- сказал Борис и сильнее прижал ладонью ее тугую грудь.
– - Вы думаете, что ваша подруга.... но если честно, то..., впрочем, теперь уже поздно.
– - Говорите, говорите, до конца, а то я буду мучиться. Вы,.., такой милый, такой симпатичный, вы, кажется певец, где это я могла вас видеть? Но неважно, важно то, что вы недосказали.
Но тут музыка кончилась, и Борис Петрович отвел молодую на место. Владимир Павлович никак не реагировал на то, что его юная супруга переходила из рук в руки. Он знал, что сегодня ночью Света не станет брыкаться в постели, потому что теперь она принадлежит ему и только ему. Даже скучным это показалось.
" Странно устроен человек, -- подумал он разочарованно.
– - Когда он видит спелое яблоко на ветке, тянет руку, чтобы сорвать его и съесть, но достать не может. И в это время слюна во рту появляется, так хочется попробовать его на вкус -- страх Божий, но стоит его достать и ..., ты еще не поднес его к губам, чтобы надкусить, оно уже кажется, так себе: яблоко, как яблоко, ничего особенного. Вот если бы Света не упрямилась, мы могли бы провести чудесные дни, вернее, ночи, ведь только запретный плод сладок. Я достаточно испробовал женщин и знаю, что это такое. Так что ты, лапочка, моя деревяшка, ничем меня не сможешь удивить сегодня ночью".
Свадьба длилась до трех часов. Дупленко с молодой женой уходили не последними: в зале все еще оставались Дима, Тимур, Борис, Лина и еще несколько подруг Светланы.
Дима прилип к Марине, как банный лист. Если бы он меньше говорил и еще меньше хвастался своими связями с президентской администрацией, он, вполне возможно, смог бы покорить сердце будущей журналистки, довольно миловидной девушки из приличной семьи. Марина прекрасно понимала, что каждый мужчина, присутствующий на этой свадьбе далеко не простой человек и что любой из них, в том числе и Дима -- это золотая жила, вернее гора за которой никогда не бывает ветра, дождя, не говоря уже о сквозняках и бурях.
Но Дима просто чудак какой-то. Либо он прикидывается шутом гороховым, либо он на самом деле шут. А жаль. И справки навести не у кого: неприлично все же. И
Марина задумалась. Расстроилась и выпила лишний бокал шампанского.
16
Бабушка Светы Анна Ивановна плохо спала в эту ночь. Она слышала поворот ключа в замочной скважине, стук обуви того и другого о паркетный пол в прихожей и громыхание двери в спальне, когда они оба вошли, чтобы совершить кощунственную случку в канун Пасхи, но не подала признаков жизни. Она лежала тихо, как мышка с мокрым платком в правой костлявой руке и все время вытирала им слезы. Пойти и сказать им, что она думает об их свадьбе, она не могла решиться. По крайней мере, сегодня. Ведь часто бывает так, что люди не знают, что творят, и они движутся наобум с завязанными глазами, и сваливаются в тартарары.
А тем временем Света медленно, поглядывая на мужа и как-то неестественно улыбаясь, направлялась на брачное ложе в длинной ночной рубашке, распустив волосы вдоль плеч и неуверенно ступая босыми ногами по ворсистому ковру. У самой постели она зацепила пальцами правой ноги за какой-то предмет и чуть не упала, но все туда же, на кровать.
– - Свет. Вырубите свет, -- попросила она с дрожью в голосе.
Владимир Павлович, хоть ему очень не хотелось познавать свою супругу в темноте и под одеялом, выключил ночник и снял с себя одежду. Когда он лег в кровать, Светлана лежала на спине и ее тело охватила неестественная дрожь. Муж почувствовал это и спросил:
– - Что с тобой, ты боишься?
– - Не знаю. Но все равно, делайте это. Теперь вы имеете полное право. А я...не обращайте на меня внимание.
– - Света, я хочу включить свет. Помни, что мужчина любит глазами. А ты, должно быть, очень красива, не так ли. Раньше я видел тебя только в одежде и мечтал, что придет такой час, когда ты будешь лежать передо мной, в чем мать родила.
– - Только не сегодня, я прошу вас. Темнота друг молодежи. Пусть это произойдет в темноте.
– - А где твоя бархатная ручка? Я уже привык к ней.
– - Нет, нет, сегодня я это делать не буду, -- сказала она, тесно прижимая руки к туловищу.
Владимиру Павловичу пришлось выполнять свои обязанности без ответных ласк. А зря, ибо он с трудом лишил ее невинности и произошло это так, будто он пробивался через сухие заросли, встречая на своем пути одни кочки и камни. Это не принесло радости ни ему, ни Светлане. Разница была только в том, что Света как бы проснулась, ее потянуло на разговоры, на выяснение дальнейших отношений, а его стало нещадно клонить ко сну. Да так сильно, что он никак не мог противостоять этому. Он сделал вид, что внимательно слушает и как раз в то самое время, когда Светлана готова была пойти на повторную жертву, дабы понять, что же это такое на самом деле, он непроизвольно отяжелел, как бы глубже вдавился в постель и засопел. Света прислушалась, затем, убедившись, что слух не обманывает ее, приняла сидячее положение и включила ночник. Ее глазам предстал усталый мужчина и то, что было там, то, что она хотела принять в себя, походило теперь на копченую сморщенную сардельку, слабо начиненную кашей.