Части ее тела

Лавряшина Юлия Александровна

– Ты хочешь силой заставить его свидетельствовать в суде? – спросила я по дороге.

Артур с неожиданной опаской взглянул на темные купола старой церкви:

– Ну что ты! Это противозаконно, между прочим. Буду убеждать.

– Ты уже пытался…

– Нельзя было отпускать его, – посетовал Артур. – Мальчишка остался один и запаниковал. Если бы кто-то из нас был рядом, сейчас не пришлось бы его искать.

– Думаешь, я смогла бы удержать Серегу?

Логов покосился на меня:

– Ты благотворно действуешь на людей.

Это была замаскированная

издевка? Или майор юстиции пытался сделать мне комплимент?

За воротами мы разделились: я прокралась в дом, потому что мне до сих пор было страшновато бродить у бассейна, в котором нашли два трупа, а Логов отправился исследовать территорию. Встретиться договорились в темной деревянной беседке. Ее центр занимал крепкий круглый стол – на нем мы вчетвером пикниковали осенью.

В пустом громадном доме тоже, если честно, было жутковато. Я прислушалась, замерев у двери, но ни шагов, ни музыки, ни голосов слышно не было. Да и с кем Сереге тут разговаривать? А песни он слушает обычно в наушниках…

«Хорошо бы, – подумала я. – Тогда он точно не услышит меня».

Стараясь шагать бесшумно, я обошла кухню, столовую, обе ванные комнаты, бильярдную и другие помещения первого этажа, заглянула в зимний сад, потом поднялась по лестнице. Плохо было то, что в другом крыле дома была еще одна лестница, и Сережка вполне мог сейчас сбежать по ней. Поэтому на втором этаже я первым делом выглянула в окно большой гостиной с роялем, на котором никто в нашей семье не играл. Это была очередная попытка моего отца пустить пыль в глаза девицам, которых он притаскивал пачками, наплевав на то, что моя старшая сестра Маша жила с ним. Наверное, он рассудил так же, как я: она сделала свой выбор, пусть терпит…

Окно располагалось над входом в дом, но никого не было видно во дворе. Подождав немного, я обошла пустые спальни, точно застывшие от ужаса, и поднялась на третий этаж, где жила Машка. Я пока не решилась стереть их с отцом следы, хоть они оба и предали нас с мамой, и комната сестры оставалась такой же стандартно-гламурной, как при ее жизни. Меня просто тошнить начинало от вида огромной кровати с балдахином, пухлых покрывал и подушечек, огромных игрушек без прошлого, гигантской люстры, пушистого коврика… Слава богу, Машке хватило вкуса оформить спальню не в розовом, а хотя бы оттенками кремового цвета, но как по мне, тут все так и кричало: «У моей хозяйки пустота в голове!»

А ведь моя сестра была далеко не дурой… Подозреваю, что таким образом она пыталась угодить отцу, вкус которого оставлял желать лучшего, раз он решил, будто на свете найдется кто-то красивее и достойнее нашей мамы. Представляю, как он взбесился, увидев ее с Артуром… Даже отец, при всей его самовлюбленности, должен был понимать, как ему далеко до такого мужчины…

Мне полегчало, когда я заглянула в библиотеку, где хранились настоящие бумажные книги. Не знаю, кто их мог читать, кроме Машки, которая наверняка таскала толстые тома тайком от отца. Ей страшно не хотелось прослыть «умницей», она хотела считаться красавицей. И стала ею – мы с ней были совсем не похожи…

Сереги в библиотеке не оказалось, и, надо признаться, я очень удивилась бы, застав его здесь. Все говорило о том, что дом вообще пуст, и мне оставалось только спуститься в беседку, где Артур уже ждал меня. Вид у него был довольно унылый, похоже, он пытался примириться с мыслью, что придется отпустить убийцу на свободу.

– Сережкин дед живет недалеко отсюда, но я знаю только название улицы – Ломоносовская, – сказала я, чтобы вывести его из состояния безнадеги. – Это уже Королев.

– А мы где? – удивился он.

– Образцово относится к городскому округу Щелково.

– До Королева же отсюда три метра!

– Ну, это не ко мне… Не я эти владения делила. Пойдем, я тебе кое-что покажу – закачаешься!

Покинув пределы усадьбы, мы прошли уютными улочками, уже знакомыми мне, и вышли к Уче, на берегу которой и был тот участок, который я хотела показать Артуру.

– Видишь, ту каменную ограду? Как на юге, да?

– Это известняк? – удивился он. – Здесь его не встретишь…

– Я не знаю точно.

– Ты этот забор и собиралась мне продемонстрировать?

Я пихнула его в бок:

– Потащила бы я тебя ради такой ерунды. Смотри, дальше ограда кончается, и участок защищен только сеткой. А теперь – та-дам!

Повернув его лицом к зеленым проволочным ячейкам, я театрально взмахнула рукой. У Логова округлились глаза:

– Твою ж… Это череп?!

– Самый настоящий. Как думаешь, лошадиный? Или коровий?

– Без понятия… Убийства животных я никогда не расследовал.

Вытянутый крупный череп был водружен на шест, установленный в центре небольшой лужайки, сейчас заснеженной. Вокруг были в скрытом от нас порядке разложены крупные камни и какие-то мелкие предметы, запорошенные снегом. Все вместе здорово смахивало на площадку для ритуальных убийств, поэтому меня так и поразило это жутковатое место. На Логова оно тоже явно произвело впечатление – он не мог оторвать взгляда от черепа.

Обычно я норовила проскочить этот участок побыстрее, и сейчас мне тоже стало не по себе, так что я потянула Артура за рукав:

– Пойдем, ну их… Кстати, помнишь я тебе говорила о вписке?

Он предсказуемо поморщился. Я махнула рукой в сторону Клязьмы, в которую впадала Уча:

– Она планируется в Загорянке. Этот поселок виден за рекой.

– Я бывал в Загорянке. Там дачи многих известных людей. И с ними периодически что-то случается, – пробормотал Артур, когда мы вышли на берег Клязьмы, и пристально всмотрелся в даль.

Между двумя поселками пролегла снежная целина, сравнявшая реку с берегами. По глубокой пелене тянулись только дорожки собачьих следов и виднелись загадочные вмятины: может, крупные птицы садились на снег отдохнуть. Куда и откуда они летели? Я с сожалением подумала, что никогда не узнаю этого, как и множество других вещей, происходящих совсем рядом. Даже где сейчас Сережка Малышенков мне было неизвестно, а ведь мы были старыми друзьями.

Голос Артура вывел меня из оцепенения:

– Поехали?