Частная школа
Шрифт:
— Как скажешь, — ответил он вчера.
А сегодня они то и дело натыкались друг на друга взглядами: за завтраком в столовой, в коридорах, в спортзале. На уроке литературы, когда Нина Лаврентьевна полюбопытствовала, кто от их класса готовит номер, а узнав, очень удивилась. На перемене между сдвоенной алгеброй, когда Дина слушала и не слышала болтовню подруг, а он сидел вполоборота за своей партой, лицом к Кате и улыбался. Да, улыбался и что-то говорил Казанцевой, но откуда-то у Дины возникло чувство, что он тоже… ну не то чтобы следил
Такое Дина частенько замечала у Лизы, особенно раньше, когда подруга была поскромнее. Пока Корбута во время перемены где-то носило, Лиза шарила глазами повсюду, искала, высматривала. Разговаривать с ней в такие минуты было бессмысленно. Она ничего не слышала, а если отвечала, то невпопад. Но стоило Корбуту появиться поблизости, Лиза моментально включалась в беседу. Начинала о чём-то увлечённо рассказывать, на любую реплику бурно реагировала, а в сторону Корбута даже не смотрела. Но Дина понимала, что на самом деле подруга чутко следит за каждым его шагом. И правда — как только он уходил, Лиза сразу «выключалась». Снова выпадала из темы и лишь смотрела с тоской ему вслед.
Маринеску, само собой, подобный театр не устраивал. Разговаривал с Катей, кивал, улыбался — всё это, конечно, было естественно, но ощущение возникло такое же, как тогда с Лизой. Дина что-то в нём чувствовала. Скрытое внимание, вот что.
И словно по заказу он быстро взглянул на неё и тут же отвёл глаза. Только вот взгляд его, пусть и длился всего секунду, был не случайным, не рассеянным, не мимолётным, а прицельным.
Она вдруг поймала себя на том, что стоит и улыбается. Просто так, без всякой причины.
Да, это его скрытое внимание волновало, конечно, но то было приятное волнение. Даже какое-то окрыляющее, что ли. А вот под конец последнего урока оно переросло почти в панику. Оно колотилось в груди, проступало жгучим румянцем на скулах, зудело на кончиках пальцев.
И всё же Дина пересилила себя и сама подошла к Маринеску, когда закончились занятия. Если слишком пристально не приглядываться, так и не скажешь с виду, что внутри у неё в этот момент всё звенело и дрожало.
— Ты знаешь, где малый актовый зал? — спросила она ровным голосом. Всё-таки замечательно это — уметь владеть собой.
Правда, когда он повернулся к ней, посмотрел в глаза, это умение едва не подвело её.
Она пошла вперёд, не проверяя даже, следует ли он за ней. Сердце колотилось в такт её шагов, быстрых, слишком быстрых.
В малом зале, к счастью, никого не было. Узкие высокие окна полностью закрывали портьеры, такие плотные, что в помещении царил густой полумрак.
Дина в нерешительности приостановилась, пытаясь припомнить, где здесь включается свет. Она пошарила рукой по стене, но возле двери выключателя не оказалось.
В прошлом году здесь, на полукруглой сцене, они так же репетировали с Ником танго. Вот тогда она ничуть не нервничала. Тогда она спокойно и чётко отрабатывала с ним движения.
А он всё-таки следовал за ней.
— В темноте будем репетировать? — неожиданно услышала она его голос сзади, над самым ухом. И тотчас от затылка и вдоль позвоночника пронеслись мурашки.
— Я… не помню, где тут выключатели. — Голос её предательски дрогнул.
В конце концов они просто подняли шторы. Ну а выключатели оказались за сценой. Там же Дина нашла и синтезатор.
— Я думаю, лучше на нём играть. С ударниками выразительнее будет…
— Как скажешь, — повторил он.
Сначала у них дело шло из рук вон плохо. Никак не могли дальше второго куплета продвинуться.
Дина почему-то постоянно сбивалась, брала не те ноты, злилась на себя и ужасно расстраивалась, что выглядит в его глазах какой-то неумехой. Хвастанула, что умеет играть, а сама… Но даже когда она не сбивалась, получалось как-то искусственно и натужно.
Видать, сказывалось напряжение, которое никак её не отпускало. Внутри как будто всё скрутилось в тугой узел. И из-за этой зажатости получалось, конечно, чёрт-те что.
Эрик хоть и не фальшивил, но пел совсем не так, как на видео. Без эмоций совсем. В общем, под стать её игре.
— Что-то у нас с тобой ничего не выходит, — расстроенно вздохнула она после очередной попытки. А ведь вчера, под впечатлением, она так горела делать с ним этот номер — даже раз десять прослушала песню в разных вариациях.
— Да ладно, — пожал он плечами, — мы же не на Евровидение собираемся.
Он прошёл к краю сцены и сел прямо на пол. Одну ногу подтянул к груди и пристроил на колено руку. Второй ногой — просто болтал на весу.
— Нет, — упрямо покачала Дина головой, глядя на его спину, — я так не могу. Надо или хорошо, или никак…
Он оглянулся, посмотрел на неё с интересом, улыбнулся.
— Так ты перфекционистка?
— Нет, но не люблю халтуру.
— Тогда старайся, — пожал он плечами. — А может, кто-то ещё умеет играть?
Ей вдруг стало почему-то очень обидно. Дина даже не нашлась, что ответить. Вспыхнув, стрельнула в него взглядом. Отвернулась, пару раз сморгнула, чтоб, не дай бог, не пустить слезу — это было бы совсем по-идиотски.
И ведь умом понимала, что тут ничего обидного нет. Всё справедливо. У неё ведь и правда выходит скверно. Она бы сама ещё и не так высказалась на его месте. А всё равно обида точно тисками сдавила горло.
Дина спустилась к креслам, где оставила сумку. Достала бутылку с водой. Отпила несколько глотков. Стало на миг чуть легче, но тут она услышала, как он мягко спрыгнул со сцены и тоже направился к ней. Остановился прямо за её спиной.