Частная школа
Шрифт:
Так Эрик стал нечаянным свидетелем разговора между мужем Нонны и Радзиевским. Подслушивать он бы не стал, если б речь шла не о нём, но тут даже пожалел, что не зашёл немного раньше.
— Я не знаю, чего вы добиваетесь, Александр Владимирович, но я против! Категорически против! — возмущался муж Нонны. — Я и осенью, как вы помните, возражал против мальчишки, но поскольку во многом мы обязаны вам… В смысле, я понимаю, что без вашей поддержки нашей школы могло бы и не быть, поэтому не считал себя вправе вам отказать. Но сейчас… Смотрите, чем
Мужа Нонны Эрик видел всего пару раз. Несмотря на то, что тот теперь временно руководил пансионом, на глаза показывался он изредка, с коллективом не общался, взаимодействовал со всеми исключительно через секретаря.
— А ты что предлагаешь? — столь же громко вопрошал Радзиевский. — Чтобы я забыл, что у меня есть внук, и спокойно жил дальше? Единственный внук, заметь.
— Вы меня извините, Александр Владимирович, но вы же как-то жили без него все эти годы…
— Вот именно — как-то! Все эти годы я жил, зная, что где-то у меня растёт внук, которого я не вижу. Моя кровь…
— Не только ваша. А ещё и какого-то ублюдка, изнасиловавшего мою жену. И кому как не вам знать, что она едва смогла это пережить. Вы же поэтому его и отправили подальше, чтобы ничего ей не напоминало о том, что случилось. А теперь что?
— Поэтому отправил, да. Но сейчас думаю, что я был тогда неправ. Очень неправ. Тогда у меня не было времени на размышления, я просто хотел любой ценой помочь дочери. А возможно, надо было найти какой-то другой вариант. Всё равно ведь в итоге это не помогло…
— Почему же? Помогло! Да, она потом ещё долго лечилась, я знаю, но пришла же в себя! Сумела всё забыть и жить дальше. А будь он рядом, неизвестно, чем бы всё закончилось. Впрочем, известно. Тем же, чем сейчас, только намного раньше.
— Да брось ты городить ерунду. Ты знаешь, я люблю свою дочь больше всего на свете и готов ради неё на всё, но то, что произошло здесь, — случайность. И уж пацана в этом винить — глупо. Кадры надо было подбирать тщательнее, проверять, следить… Физрука этого ты, кстати, нанимал. В общем так, я решил и решение своё не отменю.
— Но вы ведь можете просто дать им денег, если совесть вас гложет. Много денег. И пусть уедут туда, откуда они там…
— Во-первых, ты не знаешь Агату. Не возьмёт она денег. Раньше не брала, теперь — тем более не возьмёт. Во-вторых, не хочу. Не хочу снова его потерять. Что деньги? Я могу ему дать всё, не только деньги. Я могу открыть для него любые пути, какие он пожелает. И он это получит, нравится тебе или нет. Ну а главное, Нонна… Может, когда-то она и не захотела стать ему матерью, но сейчас она его любит. И я тебе не советую давить на неё. Потому что она выберет не тебя.
На несколько секунд муж Нонны замолчал. Потом тише добавил:
— Ею движет чувство вины. Уедет он — и всё забудется.
— Не будь идиотом…
В приёмную
75
Конец лета
— Я даже не представляла себе раньше, что можно кого-то так сильно любить, — тихо произнесла Нонна. — Так сильно, что всё остальное становится совсем не важным.
Она уже потихоньку вставала, но передвигалась ещё в коляске и из дома почти совсем не выходила, если не считать прогулки с Агатой по собственному саду. Зато гуляли они каждый вечер и подолгу почти всё лето.
Иногда к их моциону присоединялись Эрик с Диной. Но заезжали к ним нечасто. Путь всё же неблизкий, да и времени вечно не хватало. К экзаменам вот готовились, затем — выпускной. Потом родители Дины разводились. Разводились некрасиво и громко, так что Дина была только рада, когда наконец всё закончилось. А Эрик всё то время её поддерживал.
В общем, всегда находились какие-нибудь дела. Да и приезжала сюда Дина неохотно, только из-за Эрика. Нонна для неё была, есть и будет суровой директрисой, держащей в страхе всю школу. Даже то, что сейчас Нонна была с ней добра, ничего не меняло. И по возможности Дина от этих поездок уклонялась, но сегодня нельзя было не приехать.
Эрик неспешно толкал перед собой коляску. Они наворачивали уже третий круг по саду в полном молчании и тут вдруг её признание.
Это Агата придумала — отправить их вдвоём прогуляться под предлогом отдохнуть от шума и застолья. Сама же о чём-то откровенничала с его Диной.
Сегодня у них были гости. Провожали Эрика и Дину. Завтра оба улетали в Лондон.
Радзиевский оказался очень настойчив и убедителен: лучшее образование, перспективы, карьера, будущее… Всех убедил, кроме Эрика, даже Агату обратил в свою веру.
— Мне так хочется для тебя всего самого лучшего, — уговаривала она сына, хотя Эрик знал, что разлука её страшит, пусть даже она и не показывает виду.
Но Эрик всё равно сначала наотрез отказывался. Хотел поступать в Бауманку, жить в Москве, с Диной. И вообще, зачем ему перспективы, если все, кого он любит, оставались здесь?
Но тут уже отец Дины подсуетился, и вот теперь они уезжали вдвоём. И сегодняшнее застолье — это прощальный ужин, проводы…
Из дома доносились голоса, смех, тихо пел саксофон. Приветливо светились окна. А Эрик не знал, что ответить Нонне. Что вообще говорят в таких случаях? Это её признание здорово его смутило.
— Могу я надеяться, что ты когда-нибудь простишь меня? — спросила она.
— Да я уже, — буркнул он в смятении. — Давно… Нет, правда, всё хорошо.
— Я буду скучать, — всхлипнула она. — Мы ведь больше не встретимся раньше следующего лета.