Частный детектив Выпуск 3
Шрифт:
Я был примерно в центре зала, когда за моей спиной открылась дверь. Клиффорд Уэнкинс двинулся навстречу вошедшему.
— Сюда нельзя, — заговорил он решительным тоном. — Это частный прием. Зал заказан. Нет, извините, нельзя… Я вам говорю, это частный прием…
Уэнкинс явно проигрывал битву, что не удивляло.
Кто–то хлопнул меня по спине, и я услышал знакомый трубный глас:
— Линк, дорогуша, как поживаешь? Скажи ему, что я твой знакомый, а то он меня
— Пропустите этого господина, — сказал я Уэнкинсу. — Я хорошо его знаю. Это наш оператор.
Конрад поднял брови.
— Ведущий оператор, дорогуша.
— Приношу свои извинения, — сказал я иронически. — Выпьешь чего–нибудь? Виски?
Уэнкинс отказался от боевых действий и пошел за выпивкой.
Конрад оглядел зал, в котором клубами плавал табачный дым. Везде стояли бокалы, пустые и недопитые. Журналисты болтали, разбившись на группы. Атмосфера была непринужденной.
— Боже мой! — усмехнулся он. — Не верю глазам своим! Чтобы Эдвард Линкольн согласился на пресс–конференцию, да еще в Иоганнесбурге! Я сказал, что это ерунда, когда мне сказали. Тогда мне сказали, чтобы я шел в самый шикарный зал в «Рэндфонтейне». Я пришел.
Он хохотал так, что закашлялся.
— Закрой рот, — буркнул я.
Он обвел зал рукой.
— Они хоть понимают, какое им выпало счастье? Отдают себе в этом отчет?
— Конрад, уймись, черт побери!
— Дорогуша! — Конрад не желал униматься. — Я и не думал, что ты способен на такие номера! Так сказать, за кадром… Дикие звери кормятся с рук… Неслыханно! То–то удивится Эван, когда узнает!
— Вряд ли, — усмехнулся я. — Он за тысячи миль отсюда.
— Ничего подобного, дорогуша, Эван здесь, в Иоганнесбурге. Можно сказать, через дорогу.
— Каким образом?
— Мы приехали в воскресенье. — Конрад наконец успокоился и вытер глаза. — Пойдем, перекусим, дорогуша, я тебе все расскажу.
Я посмотрел на часы. Была половина первого.
— Хорошо, через пару минут. Я должен еще наговорить интервью для телевидения. У них испортился микрофон, его пошли менять.
Родерик Ходж уже торопился ко мне, ведя за ручку забавную барышню. Туг подошел и Уэнкинс с выпивкой для Конрада.
Ведущая телепрограммы для женщин не отличалась красотой, но выглядела очень эффектно: худенькая, кудрявая, шерстяное платье в оранжево–коричневую клетку и огромные солнечные очки в желтой оправе. Конрад окинул ее волчьим взглядом художника, знающего толк в цветовых эффектах, и заявил, что за последнее время мы сделали вместе четыре фильма.
— Ну и как работается с мистером Линкольном? — спросил Родерик.
—
Ни Родерик, ни Конрад не обратили на мой протест никакого внимания. Конрад поджал губы, поднял левую руку и стал загибать пальцы.
— Терпеливый, выдержанный, пунктуальный, работящий и к тому же морально устойчивый, — сказал он, подчеркивая каждое слово. Потом повернулся ко мне и театральным шепотом добавил:
— Я прав?
— Развлекаешься? — ответил я.
Как и ожидалось, Родерик заинтересовался последним определением.
— Морально устойчивый? — спросил он. — Что вы имеете в виду?
Конрад откровенно забавлялся на мой счет.
— Ну как же! Все его партнерши обижаются, что он их целует как актер, а не как мужчина.
Можно было без труда догадаться, какие заголовки рождались в голове Родерика. У него блестели глаза.
— Это все мои сыновья, — быстро вставил я.
— То есть?
— Когда мой старший увидел, что я целую чужую тетю, он со мной неделю не разговаривал.
Все рассмеялись.
Но мне тогда было не до смеха. Питу было пять, и после этой истории он вновь стал мочиться в постель и плакать по ночам. Нам пришлось обратиться к психиатру, он сказал, что мальчик боится, что мы разведемся. Его мирок зашатался в своих основах, потому что его отец целовал чужую женщину, а дома ссорился с мамой. Это случилось вскоре после истории с Либби. Мы не говорили ему, что Либби заболела из–за того, что он уронил ее. Взвалив на ребенка такое, мы ничего бы не исправили, а для него это могло оказаться слишком тяжелым грузом.
— Как же вы решили эту проблему? — спросила клетчатая.
— Стал брать его с собой на фильмы ужасов.
— Ерунда! — перебил меня Конрад.
Уэнкинс, который минуту назад отошел, чтобы что–то уладить, вернулся чертовски озабоченный. Пот лил с него градом. Я подумал, как же паршиво должно быть ему в летнее время.
— Ну вот… все в порядке… прошу… — он как–то чересчур беспокойно переводил взгляд с меня на ведущую. — Давай, Катя… можно начинать.
Глядя на Конрада, я сказал:
— Знаешь, я выучил одно слово на африкаанс. Можешь заняться тем же, пока я буду здесь наговаривать.
— Какое слово? — спросил Конрад подозрительно.
— Воэтсек, — небрежно произнес я.
Стоящие рядом вежливо расступились. «Воэтсек» — значит «отвали». Когда ему объяснили, Конрад вновь захохотал.
— Видел бы тебя Эван! — его шатало от смеха.
— Забудь на минуту об Эване.
Конрад и Родерик отошли, улыбаясь каждый своему.