Частный детектив. Выпуск 1
Шрифт:
— Вы выяснили, куда шел Флей?
— Да, он шел на встречу с Анри.
Глаза доктора Фелла широко раскрылись:
— Да? Значит, вы взяли след, ведущий к…
— Это все, что нам удалось узнать, и, — сказал Хедли, — если в течение ближайших двух часов это не принесет результатов, я съем вот эту папку для бумаг! Помните, я сказал вам по телефону, что Флей отказался от выступления в театре вчера вечером? Мой сотрудник узнал это через директора театра по фамилии Айзекштейн и акробата по фамилии О’Рурк.
Суббота, естественно, театральный
Хедли развернул сложенный лист бумаги:
— Вот что рассказал О’Рурк и как записал с его слов Самерс, и О’Рурк заверил это своей подписью:
“Когда я вошел в асбестовую дверь и спустился вниз, я услышал звук, как будто кто–то ломает дерево. Я аж подпрыгнул от удивления, когда увидел, что старый чудак Флей стоит возле топки, ломая свой реквизит и бросая его в огонь. “Что ты делаешь?” — спросил я. Он ответил: “Я уничтожаю свой реквизит, синьор Паяччи” (вы знаете, это мой сценический псевдоним). Он потом сказал: “Моя работа закончена, мне все это больше не нужно”, — и швырнул в огонь свои фальшивые канаты и пустотелые бамбуковые палки. Я сказал: “Послушай, ты с ума сошел? Твой выход через несколько минут, а ты даже не одет”. Он ответил: “Я же сказал тебе. Я иду на встречу со своим братом. Мы должны с ним уладить одно старое дельце”.
Он поднялся по лестнице, у двери обернулся и сказал: “Если со мной что–нибудь случится, моего брата можно найти на той же улице, где живу я. Он не постоянно живет там, но сейчас снял комнату”. А в это время сверху спускается старик Айзекштейн, ищет его. Он своим ушам не поверил, когда узнал, что этот чудак отказывается выступать. Вспыхнула ссора. Флей заявил: “Я знал, что так и будет”, потом снял шляпу, картинно поклонился и сказал: “Спокойной ночи, джентльмены! Я возвращаюсь в свою могилу”. После этого он вышел и больше я его не видел.
Хедли сложил лист бумаги пополам и убрал в папку.
— Да, он был хорошим артистом, — сказал доктор Фелл, пытаясь разжечь свою трубку, — жаль, что братец Анри…
— Мы надеемся найти его временное убежище на Калиостро–стрит, — продолжал Хедли, — для этого нужно выяснить, куда шел Флей, когда его убили? Вряд ли к себе домой. Он жил в доме номер 2В в начале улицы, а шел в другом направлении. Он был застрелен, когда прошел чуть больше половины пути, между домом номер 18 справа и номер 21 слева — на самой середине улицы. Я послал Самерса проверить все дома, начиная от середины улицы и разузнать обо всех подозрительных жильцах.
Доктор Фелл пригладил свои волосы.
— Да, но я бы не стал особенно надеяться на эту улицу. Представьте, что Флей от кого–то убегал, когда в него стреляли.
— Убегать в направлении тупика?
— Неверно! Говорю вам, это неверно! — загремел доктор, приподнимаясь со стула. — Это же улица! Улица, а не замкнутое четырьмя стенами пространство! Человек идет по заснеженной улице. Вскрик, чей–то голос, выстрел! Свидетели оборачиваются, а убийца исчез. Куда? Что, пистолет по воздуху прилетел и выстрелил у Флея за спиной?
— Чепуха!
— Я знаю, что это чепуха! Но я продолжаю задавать свои вопросы, — продолжал доктор Фелл, — я спрашиваю, связано ли это событие с тем, что произошло на Рассел–сквер? Если до сих пор мы подозревали всех, то теперь, очевидно, почти все они отпадают. Даже если они говорили нам неправду в доме Гримо, они все равно не могли подбросить револьвер на Калиостро–стрит.
Лицо Хедли исказилось злой ухмылкой:
— Хорошо, что вы напомнили! Это еще одна наша удача. А я чуть не забыл! Мы могли бы снять с кого–нибудь подозрение, если бы убийство на Калиостро–стрит произошло чуть раньше или чуть позже. Но это не так. Флей был застрелен в 22.25. Другими словами, через пятнадцать минут после Гримо. Братец Анри не оставил нам никаких шансов. Он точно рассчитал, что мы сразу же направим кого–нибудь на поиски Флея. И с помощью своего фокуса с исчезновением братец Анри (или кто–то другой) опередил нас.
— Или кто–то другой? — повторил Фелл. — Ход ваших мыслей мне интересен. Почему — “кто–то другой”?
— Вот об этом я и хочу поговорить — о тех самых пятнадцати минутах после убийства Гримо. Я вижу в этом деле новые грани, Фелл. Если вы задумаете совершить подряд два убийства, вы же не будете, совершив одно, откладывать второе. Вы сразу же совершите его, пока все, в том числе и полиция, настолько заняты первым убийством, что никто потом точно и не вспомнит, кто где находился в это время.
— Но мы легко можем составить временную таблицу, — заметил доктор Фелл. — Давайте попробуем. Во сколько мы подъехали к дому Гримо?
Хедли достал листок бумаги:
— Как раз тогда, когда Мэнгэн выскочил из окна, а это было не позже чем через две минуты после выстрела. Скажем, в десять часов двенадцать минут. Мы взбежали по лестнице, обнаружили запертую дверь, принесли щипцы и открыли ее. Это еще минуты три.
— Не слишком ли быстро? — перебил Рэмпол. — Мне показалось, что мы возились дольше.
— Это всегда так кажется, — ответил Хедли, — я сам, бывало, ошибался. Помните то дело об убийстве в Кайнестоне, Фелл? Там чертовски умный убийца пытался создать себе алиби, пользуясь тем, что свидетели всегда склонны преувеличивать все промежутки времени. Это все оттого, что мы мыслим в минутах, а не в секундах. Попробуйте сами. Положите часы на стол, закройте глаза и откройте их, когда, по–вашему, пройдет одна минута. Скорее всего, пройдет только тридцать секунд. Так что я не согласен — не больше трех минут! Дальше. Мэнгэн позвонил, и “скорая помощь” приехала очень быстро. Вы запомнили адрес больницы, Фелл?