Частный случай запутанного состояния
Шрифт:
– Беспокоит? Да она бесит меня. В общем, сам видишь: кость на болтах, черепица титановая, печень скручена параличом, и вообще - нет такого места на мне, по которому бы не били. Сквозная от выстрела, в глазах двоится от сотрясений, да приближается старость со скоростью шестьдесят минут в час.
– Ты еще вполне бодр, - сказал я.
– Вчерашняя схватка очень меня огорчила. Ты ж меня едва не одолел. Меня! Кто? Искусственный румын! Так что сам видишь, реинкарнация мне крайне необходима.
– Он впервые прямо заявил о том, о чем мы с Рафиком только догадки строили.
– Чтоб
– И тут про Муслюма в виде анекдота мне преподносят. Я носом повел. Осторожненько все выяснил. Однако дело беспрецедентное, насколько я понял в меру своей учености. Может непредвиденное произойти. Вот я и решил, что лучше этот процесс разбить на два этапа. Первым этапом пойдешь ты, вторым - я, а на пересылке встретимся.
Из спортзала мы переместились на кухню, из кухни в сад.
– А что с тобой делать, да еще после этих всех откровений - вот вопрос, - продолжал Витя, подтверждая наши с Рафиком худшие опасения.
– Не оставлять же в живых, сам посуди.
– А может...
– забеспокоился я, - как-то иначе. Не обязательно убивать?
– Не отменять же задуманное. Я уж и организм себе подобрал - атлетического телосложения. Это в царстве разума размер не имеет значения. Мы ж пока в другом царстве живем. Небезразлично, в какой форме хранить свое содержимое.
– Может, я эмигрирую куда-нибудь? По-тихому.
– Есть другой вариант. Будешь у меня в подвале гнить. Сожалея о своей несвежести.
Что-то у них со Светкой чуть что - сразу в подвал.
Ближе к обеду у Вити выработался некий план. Пока что в виде предположений.
– Есть у меня корефан, Овир, - сказал он.
– Ликвидировать его, что ли? А что?
– продолжал он оживленно.
– На меня не подумают: наши интересы не пересекаются. На тебя - тем более. Тем более, - повторил он, - что к тому времени, как они думать начнут, ты будешь совсем мертв.
Об Овире я был наслышан. Без него в нашем городе ни одну визу на тот свет не выписывали.
– Чем тебе Овир не угодил?
– спросил я.
– Да в общем-то угодил.
– Тогда зачем?
– Да так... Интересно, как жизнь после этого обернется.
Я его понял: пресловутая тяга к перемене участи даже на воле покоя нам не дает.
– Сделаем из тебя мину: обложим взрывчаткой, подпустим поближе и взорвем. Будешь этот... хасид. То есть, шахид, конечно. Ничем не рискуешь. Вернешься к своему обычному нормальному состоянию - и всё.
– Может как-нибудь без взрывчатки?
– уныло возражал я.
– Пистолет или ружье с оптикой.
– Взрывчатка, она брат... Миг - и жизнь вдребезги. Так, что ошметков не соберешь. Не люблю похорон в открытом гробу. У меня некрофобия.
– И все таки как-то бессовестно получается.
– Ты, рома, не умничай. В школе, конечно, нам говорили: это нехорошо, то плохо. Но с тех пор много чего утекло: воды, крови. Мир изменился. Я тоже другой стал. А где совесть была - там крыла выросли.
Что ж, не он один претерпел такие этические мутации.
– Ну а как же... А как же Дробота, что спасет мир?
– прибег я к последнему аргументу.
– Мир! А причем тут ты?
– И добавил для смеху.
– В утешение могу сказать следующее: обещаю свою новую жизнь прожить иначе. Не брать от нее лишнего. Никого без надобности не обижать. Не посягать на чужую жизнь и другие либеральные ценности.
Пили мы, очевидно, до позднего вечера - с перерывами на аперитив. Конец всего этого я не помню. Ни в той, ни в другой голове не запечатлелся конец. Следующей визуальной картинкой был балкон. Влажный, как всегда по утрам, газон. Небо, неубранное после вчерашнего.
Помню, снился под утро сон.
– Я тебе даже две визы выпишу, - говорил Овир, лично вешая на меня тяжелый пояс.
– Главное - сделать хорошую мину. А хорошая мина при даже плохой игре разнесет эту игру вдребезги.
Не исключено, что между этими двумя одинаковыми умами тоже существует нечто вроде спутанного состояния, думал я, глядя с балкона, как Витя отъезжает на своем БМВ. И оппонент, сочтя Витины думки для себя опасными, мог бы сработать на опережение. А если нет, то телефон Овира наверняка имелся в Витином мобильнике. Выяснить этот номер, позвонить, предупредить? Переиграть ситуацию?
Тут без стука распахнулась дверь, вошел Витя, сказал:
– Ну что, пора от страшных снов перейти к делу. Знаешь, я тут и повод для убийства подобрал: разногласия в вопросах модернизации экономики. Это сейчас самый модный мотив.
Тут я опять проснулся, и вообще в течение дня засыпал и просыпался множество раз, удивляясь сонливости. Вялость, которую я приписал похмелью, угнетала меня. И безразличие, едва ль не покорность судьбе. То же самое происходило со мной в тюрьме, и бесконечные перезагрузки до того замутили мой ум, что я уже не понимал, кто я и где нахожусь.
– Надо что-то решать, - бормотал-беспокоился Рафик, бегая меж наших двух шконок.
– Убьет твою копию этот бандит. Мне ж ее надо понаблюдать обязательно. Мне ж еще почти полгода пыхтеть.
– Ты ж сам сказал, что первым делом он от оригинала избавится.
– И то правда, - сказал он и несколько успокоился.
Я заметил, что в своей эгоистической увлеченности экспериментом он мне не очень сопереживал. А самое удивительное, что и сам я сопереживать нам обоим не торопился. Ни себе, ни совладельцу моей личности на воле - если волей можно назвать периметр Витиного участка.
Витя, очевидно, уже пожалел, что по пьянке со мной разоткровенничался. Вечером он сказал:
– Убивать, действительно - не то что жалко, но как-то нерационально. Я сейчас как раз думаю над тем, как тебя рационально использовать. Может Михалковых с Кончаловскими забашлять, чтоб кино про тебя сняли?
– Надо было сначала с намерениями определиться, а уж потом проект затевать, - сказал я безжизненно.
– Не люблю загадывать, - сказал Витя.
– Загадывай, потом отгадывай, почему все не так.