Частный визит в Париж
Шрифт:
– Ты подозреваешь Пьера? – удивилась Соня. – Ты предполагаешь, что он мог… иметь к этому какое-то отношение? Он не способен на такое.
– Тебе лучше знать. Но мне он кажется человеком расчетливым, меркантильным, практичным, который готов на многое, чтобы заполучить то, что он считает ценностью… – «Тебя, например», – чуть не добавил Максим.
– Он такой и есть, – слегка улыбнувшись, ответила Соня.
Максим хотел было снова вскинуться с обличениями, в которых не было нужды… Но удержался.
– Тебя это не раздражает? – спросил он только.
– Ты меня не знаешь, Максим. Это то, что
– Не совсем понимаю… – «Я говорю неправду, Сонечка, я тебя прекрасно понимаю…»
– Ну, мне спокойно с ним…
– И это все, что тебе нужно?
«Понимаю, но лезу на рожон. Как последний дурак. Как бы остановиться? Может, просто уйти?»
– А что ты хочешь? Я вроде рачка, а он для меня подходящая ракушка. Защита.
– От кого?
– От себя, наверное.
– Я так и понял, что ты Пьера не любишь!..
«Хватит, Максим, уймись, эта не твоя женщина и никогда тебе принадлежать не будет; у тебя нет никаких прав ее упрекать в чем бы то ни было!»
– Я к нему привязана. Я его люблю, по-своему. Но не так, как обычно понимают это слово. Так я не хочу.
– А чего же ты хочешь?
Соня неопределенно мотнула головой, глаза ее потемнели и сузились, изучая какую-то точку на поверхности стола.
– С меня хватит, – тихо сказала она наконец. – Я хочу покоя. Покоя, больше ничего.
И она взглянула Максиму прямо в глаза, словно проверяя, хорошо ли он ее понял.
Конечно, Максим ее понял. Уже давно понял, уже все это знал, почувствовал, догадался. Более того, он не собирался нарушать ни ее тщательно выстроенный мирок, ни ее драгоценный покой. Он уважает право каждого человека на свою точку зрения и так далее, и тому подобное.
Но он взбесился. Одно мгновение он смотрел на нее со всей высоты своего роста, почти надменно, откинув голову, сверху вниз, прикусив крепкими зубами нижнюю губу и раздувая ноздри. Потом он властно протянул руку, крепко взял ее за плечо и потянул на себя. Яростно сжав ее хрупкое тело в своих больших руках, он опустил голову к ее лицу и, щекоча усами, выдохнул ей прямо в губы:
– Тогда зачем ты меня заставила остаться с тобой?
Соня замерла в его руках. Веки прикрыла, и темные полукружья зрачков стали садиться во влажный туман, как два заходящие черные солнца. Ресницы бросили на щеки тень. Губы, всегда капризные, приоткрылись в какой-то жалобной полуулыбке.
Щелочка между передними зубками. Легкий пушок над верхней губой. Маленькая родинка на крыле носа. Ее лицо обращено к нему, так близко…
Сон. Его кожа, впитывающая столь желанное прикосновение. Его взгляд, плавящийся в ее темных глазах, мерцающих из-под прикрытых век. Его кровь, горячо толкающаяся в венах. Его рот возле ее губ, он ловит ее дыхание… Вот она, в его руках, в его власти! Ну же, ну! Еще ближе, еще миллиметр, наклонись, прикоснись – вот он, момент, как раз сейчас!
Он разжал руки и выпустил ее.
Он не сумел бы объяснить, почему.
Он заторопился, и Соня, не пытаясь его удержать, довезла его до станции РЕР [10]
Когда Максим вошел в темную квартиру дяди, ему показалось, что там витал дух постороннего присутствия.
Или ему это только показалось?
Надо
Глава 13
Максим проснулся в половине десятого, разбитый и опустошенный. К десяти часам уже должен был приехать Вадим, чтобы продолжить работу над сценарием.
10
Поезда метро, обслуживающие пригород.
Максим вскочил и помчался умываться.
«Все, баста, – думал он, брея подбородок и глядя в зеркало на свое бледное отражение, на нездоровые синие круги под глазами. – Хватит. Снов, тайных страстей, сердцебиений, как у пятнадцатилетнего мальчика, – хватит всего! Закрыли тему. Моя родственница и замужняя женщина, не более. Никаких эпитетов и игр воображения. Просто привлекательная женщина. Таких навалом. У меня таких пол-Москвы, привлекательных. Нашел из-за чего колотиться, дурак! Ты мне это брось! Вот и хорошо, – покивал он отражению, – договорились, бросаем. Пятиюродная сестра, да? Заметано».
Запах яичницы и кофе с молоком еще витал в квартире, когда появился Вадим. Он тоже был бледен и подавлен.
– Налей мне кофе, если остался, – вяло попросил он. – Голова как песком набита. Плохо спал.
– С молоком? – спросил Максим.
– Без. Телефон разрывается – журналисты звонят, со студии звонят без конца. Они что думают, если бы у меня были новости, я бы не позвонил? – Вадим горестно покачал головой. – Я никому не сказал, что я здесь. Только Реми. Он поехал встречаться с Мадлен, обещал позвонить потом сюда.
Он уселся на кухне за маленьким столиком, грустно наблюдая за действиями Максима.
– У Реми есть новости? – спросил его Максим.
– Так, мелочи. Это был не Пьер.
– Где?
– Ну, женщина, которая сюда приходила, когда ты спал.
– Пф! – фыркнул Максим. – Конечно, не Пьер.
– А ты-то откуда знаешь?
– Вадим, ты же режиссер! Ну подумай, разве он может быть в роли женщины? Как он по улице-то пойдет?
– А чего ему по улице ходить? Он из машины и в машину. И вокруг темно. Только-то и видно, что женская одежда. Он же не рассчитывал на тебя наткнуться.
– Ладно, в любом случае это был не он.
– Откуда ты знаешь? Ты тоже говорил с Реми?
– Я с Соней вчера говорил. Она видела Пьера в ресторане, где была сама.
– Он что, следил за ней?
– Послушай… – произнес Максим, – ты в каких отношениях с Соней? Если я могу тебе задать такой вопрос.
– В хороших.
– Ну конечно, я понимаю, что в хороших, но я имею в виду – ты вчера сказал, что вы друзья…
– Это так. Можно сказать – с детства, несмотря на разницу в возрасте. Мои родители старше Арно, но они с Арно дружили. Я вырос на глазах у Арно, а Соня выросла на моих глазах… Она мне доверяла, еще когда девочкой была. Свои секреты рассказывала, советовалась. С тех пор как она вышла замуж, мы стали реже видеться, да я и с Арно стал куда реже встречаться. Но все-таки встречались. Иногда семьями, иногда мы с ней в кафе сбегались поболтать. Я люблю ее. Она нежный человечек, ранимый. И одинокий, хотя Пьер ее безумно любит и балует.