Часы академика Сикорского
Шрифт:
Александра от природы была выдержанной и рассудительной, но в такой ситуации какая женщина останется спокойной? Спасло ее только воспитание – неудобно было будить всех соседей в семь утра.
По наблюдениям Дарьи и Лены, мыши появлялись только на кухне, где хранилась еда, поэтому общество постановило в комнаты продукты не носить. Но в другой раз Александра обнаружила ту же мышь в холодильнике – она спокойно ела ветчину из пакета Раевских, а увидев Александру, не спеша удалилась.
Подавив желание немедленно бежать из этого мышиного царства куда глаза глядят, Александра решила питаться только сухими продуктами и держать их в ящике стола
Она съела с кофе два пряника, подумала и съела еще один. Плохо, конечно, у нее и так лишний вес, но ничего не поделаешь – карантин… В поселке были кафе, а на берегу залива работали рестораны, но сейчас все было закрыто. Готовить для себя одной совершенно не хотелось, да и неохота толкаться на кухне среди других хозяек, как в коммуналке. Прямо как в рассказе Зощенко, только примусов не хватает!
Неделю назад коллега из издательства свела Александру с Дарьей, а та отвезла ее на машине посмотреть, как и что.
В Мухине Александра, конечно, бывала. Это курортное место на берегу Финского залива облюбовали в свое время многие знаменитые люди – народные артисты, крупные ученые и деятели культуры. И назвали академический поселок в честь тогдашнего президента Академии наук, выдающегося биолога Мухина.
Однако бывшая дача академика Сикорского находилась по другую сторону железной дороги, где дома стояли на огромных участках за высочайшими, недоступными посторонним взглядам заборами. Многие постройки напоминали роскошные особняки, но попадались и старые дома, хотя тоже большие. Одним из таких и был дом академика Сикорского. Он понравился Александре еще издали, а уж когда вошли в калитку…
Зима в этом году выдалась совершенно бесснежная и удивительно теплая, поэтому дом хорошо просматривался среди высоченных елей и сосен. Летом, как объяснила Дарья, его совсем не видно, так как он терялся в густых зарослях сирени и жасмина.
Сейчас же кусты стояли голые, и яркое мартовское солнце отражалось в цветных стеклах веранды. Александра тут же подумала, как здорово будет, наверное, сидеть вечером на такой веранде и пить чай с пенками от малинового варенья. Насколько она помнила, малинники в Мухине знаменитые, только надо пройтись до Выборгского шоссе, а там собирай хоть ведром, на всех хватит.
Дом имел два этажа, а третьим выступала красивая застекленная башенка. Александра помнила с детства, что раньше в Мухине было много таких домов, построенных еще финнами.
– Ну да, – подтвердила Дарья, – это финский дом, достался академику после войны, а раньше тут была поселковая почта. Так что дому точно больше ста лет.
То ли за домом хорошо следили, то есть вовремя чинили крышу, протапливали зимой и проветривали летом, то ли финны умели строить на совесть, но сохранился дом очень даже неплохо. Краска, конечно, местами облупилась и выцвела, резные столбики у крыльца чуть покосились, а так ничего себе.
Внутри оказалось еще лучше. Из небольшой и темноватой прихожей был проход в кухню и гостиную. Кухня, честно говоря, Александру не впечатлила – все старое и, как потом выяснилось, облюбовано мышами. Зато гостиная – маленькая, но уютная – выходила стеклянной дверью на ту самую веранду, которая так понравилась Александре.
В гостиной стояли полукруглый, заново обитый диван, два кресла и небольшой овальный столик, на который так и просился букет цветов в керамической вазе.
Александра представила, как буквально через месяц на этот
В углу гостиной стояли огромные напольные часы, и поначалу Александра приняла их за узкий шкафчик, против света не увидев циферблата.
Часы не ходили, чему Александра не удивилась, но Дарья, хмыкнув, покрутила что-то сбоку, и тотчас послышался скрежет, как будто внутри часов заворочался кто-то большой и железный, и раздался звон. Часы начали бить, негромко и удивительно мелодично. От этого звука колыхнулись кружевные занавески на окне, а солнце еще сильнее заиграло с цветными стеклышками на веранде.
– Какое замечательное место! – не удержалась Александра от восторженного возгласа.
– Ты еще остального не видела, – усмехнулась Дарья.
Остальное тоже не разочаровало.
На первом этаже было три комнаты. В двух жила Дарья со своим профессором, в третьей – Раевские, Лена и Гена. Они преподавали в колледже, который из-за карантина перешел на дистанционное обучение.
Александре достался бывший кабинет академика Сикорского. Очевидно, в быту академик был скромен, так как кабинет имел весьма небольшие размеры. Здесь помещались только узкий платяной шкаф, большой письменный стол и диван, глядя на который Александра засомневалась, не будет ли падать с него во сне, до того он был узок. Но умелец Гена что-то там подкрутил и подвинтил, после чего выяснилось, что диван раскладывается. Однако оказалось, что лучше этого не делать, потому что складывать диван было не в пример сложнее. Александра испугалась, как бы у нее потом не вычли за поломку, и решила, что уместится и так.
Над столом висел большой портрет академика Сикорского, с которого тот смотрел так пристально, что Александра, встречаясь с ним глазами, невольно смущалась. Она даже пробовала завесить портрет легким покрывалом, но заглянувшая в комнату Лена сказала, что это плохая примета.
«Как же я буду раздеваться перед сном – диван-то прямо напротив стола?» – задумалась Александра. Пришлось исхитриться: всякий раз, готовясь ко сну, она открывала дверцу шкафа.
Лена Раевская, рыхлая, веснушчатая блондинка прилично за сорок, говорила мало, а все больше хлопотала по хозяйству и обихаживала своего мужа Гену. Кстати, в доме была и ванна, довольно чистая, и даже стиральная машина.
Мебель во всех комнатах стояла не то чтобы антикварная, но старинная, среди которой попадались и довольно приличные вещи. Например, горка с посудой, дверцы которой были украшены матовыми стеклами с вытравленными на них ирисами. Чистый модерн, утверждал Гена, а он в таких вещах разбирался.
Еще одно помещение на первом этаже, которое и комнатой-то назвать было нельзя – так, чуланчик под лестницей, занимал Митя. Ненормальный айтишник, как охарактеризовала его Дарья.
Чулан с круглым окошком под потолком и правда был крохотный, в нем помещались только раскладное кресло, одноногий столик и картонная коробка, где Митя держал свои вещи. Все это Александре удалось разглядеть, когда Митя ненадолго вышел за пиццей. Дверь чулана он всегда держал открытой, с ноутбуком не расставался никогда и даже за едой стучал по клавишам. Мыши к нему тоже забегали, привлеченные крошками от пиццы. Дарья пробовала ругаться, но Митя на все обращения к нему давал одинаковый ответ: «Мне по фигу!»