Часы Ираза
Шрифт:
– Господин Джориан недавно в Иразе, сир, к тому же он день и ночь трудился над часами. Ему не известно, в каком положении оказалась наша династия.
– Положение, как выразился наш деликатный доктор, очень простое. У нас было несколько жен, две из них и сейчас живы. Но из всех этих женщин лишь одна принесла мне ребенка, который умер во младенчестве. У нас имеется двое недостойных племянников, и одному из них нам, судя по всему, придется передать корону.
Но давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Через три дня наступит праздник Угролука, а с ним – главные скачки года. Для
Король со вздохом поглядел на тарелки, все еще полные еды.
– Если бы мы только могли весь вечер просидеть за столом, предаваясь невинным удовольствиям и ни во что не вмешиваться. Но, увы, мы должны пойти вздремнуть, а потом нам предстоит разбираться в скучнейшем судебном деле. Эх, горе быть королем!
Знаешь, Джориан, а ведь в юности мы подавали надежды как ученый. В библиотеке все еще хранится наш труд по пенембийской фонетике времен Джуктара Великого. Но, увы, все это осталось далеко позади. Не так давно мы попробовали писать мемуары, но государственные дела съедают столько времени, что мы не добрались еще и до третьей главы.
– Я вас понимаю, – сказал Джориан. – Я и сам жалею порой, что не стал ученым, как доктор Карадур. Когда-то, еще в Оттомани, я учился в академии, но после так и не смог всерьез приняться за учебу: все скитался по разным краям, так уж сложилась жизнь.
– Ну, теперь ты здесь, у нас, – ответил король, – и мы уверены, что все можно устроить. Ну что ж, нам пора. Всего хорошего, друзья.
– Он похож на добродушного старого селезня, – сказал Джориан позднее.
– Да, добродушия у него не отнимешь, – согласился Карадур. – Только вместо того, чтоб управлять государством, он набивает себе живот, и характера никакого – бесхребетен, как студень. С чисто моральной точки зрения я одобряю его миролюбивый настрой, но боюсь, для нашего жестокого мира Ишбахар слишком непрактичен.
Джориан улыбнулся.
– Ведь ты сам вечно укорял меня за юношеский цинизм. Твое выражение, помнишь? А теперь и твои взгляды стали жестче.
– Видимо, твое желчное мировосприятие оказалось заразным, и я отчасти его перенял. Что касается короля Ишбахара, он не так плох, пока в королевстве все идет гладко. Если же наступит критическая минута... что ж, тогда посмотрим.
– А этот парень, Мажан, не может его сбросить? Едва ли такая размазня, как Ишбахар, просидит долго.
– Мажан пожил в Новарии и воротился оттуда, набравшись благородных мыслей, хочет установить республиканскую власть по образцу Виндии. Нелегкую он выбрал себе задачу: чиновники Ишбахара привыкли к атмосфере всеобщей продажности и угнетения. Будем надеяться, что у Мажана ничего не выйдет.
– Почему? У виндийцев дела идут не хуже, чем у других. А здесь, насколько вижу, хорошего мало.
– Речь не об идеях Мажана, сами по себе они не так плохи. Все дело в самом Мажане. Я его знаю. Это талантливый энергичный идеалист, но он полон ненависти, в нем кипит мстительная варварская злоба. Хвастал как-то, что когда он придет к власти, на Вратах Счастья будет красоваться не одна голова, а тысяча. Поговаривают, будто он даже собирается призвать на помощь дикие племена федиранцев.
– Жаль, что идеи нельзя как-нибудь отделить от их носителей, – заметил Джориан.
– Да. Об этот камень разбилось в прах множество благороднейших политических замыслов. Мажан мог бы провозгласить самую передовую в мире конституцию, но что проку в том иразцам, если он начнет сотнями рубить головы? А он начнет непременно, как только дорвется до власти.
– Вот и выбирай, – сказал Джориан, – либо добрячок король, смахивающий на студенистую массу, либо одаренный, но кровожадный господин Мажан. Все равно что выбирать между виселицей и топором.
– Ты прав. Но так уж устроен мир.
Глава 5
Подземный ход короля Хошчи
Утро двадцать шестого числа выдалось хмурым, предвещающим осенний дождь. В устье реки Льеп, словно кучка водяных насекомых, сновали от одного берега к другому маленькие суда, перевозившие в Жактан тысячи иразцев.
Джориан и Карадур свернули с жактанской набережной. В конце улицы, на которой они оказались, начинались земли храма Нубалиаги. Добравшись до них, Джориан и Карадур вместе с людским потоком двинулись вправо и вскоре подошли к храму с восточной стороны.
Храм представлял собой огромное сооружение с куполами и шпилями. Серебряная обшивка куполов мягко светилась под серым небом. Вход с обеих сторон украшали скульптуры прекрасной обнаженной женщины высотой тридцать футов. Это были статуи Нубалиаги, одна изображала богиню натягивающей тетиву лука, вторая – льющей воду из кувшина.
– Та, что слева, разгоняет затмение, – пояснил Карадур, – а вторая управляет приливом и отливом.
Джориан остановился взглянуть на статуи.
– Забавно, – сказал он. – Прошлой ночью мне приснилась женщина точь-в-точь как эта, то есть натурщица, которая позировала для этой скульптуры.
– Ну да? И что же?
– Кажется, эта дама сказала мне: «Берегись второй короны, сын мой». Одежды на ней было не больше, чем на этих статуях, а я с тех самых пор, как мы с тобой расстались в Метуро, вел на редкость добродетельную жизнь. Ну и, само собой, попробовал обнять ее, но она обратилась в дым и улетучилась. Я решил, что причина этого сна в моем неудовлетворенном вожделении, да и слова женщины показались бессмыслицей. Короче, я не придал сну особого значения и не могу теперь вспомнить, что там было еще.
– Хм. К таким вещам должен быть готов каждый. Ты же знаешь, боги... ну, словом, иногда являются смертным, такое и впрямь бывает.
– Если предупреждение богини было вроде того совета, что дал нам зеленый божок Тваша, – помнишь, в Швении? – то я вполне могу обойтись без него.
Храм стоял на возвышении, и улица, ведущая от него на восток, шла под гору. Народ двигался по улице сплошным потоком – иразцы в юбках или шароварах, женщины, с головы до ног закутанные в ткань, пришельцы из Федирана, Новарии и даже светловолосые варвары из далекой Швении, потеющие в меховой и шерстяной одежде. Среди иразцев выделялись сторонники Юбок, нарядившиеся в красное и белое – цвета этой партии, а приверженцы Штанов красовались в синем и золотистом.