Часы остановятся в полночь
Шрифт:
– Ксения… Ксения… Макаровна, говорите? Полная женщина лет за…
– Ей пятьдесят четыре, на пенсию она вышла в пятьдесят по инвалидности.
– Среди моих знакомых нет инвалидов.
– Ее инвалидность не бросалась в глаза, высокое давление, дела сердечные и тому подобное. – Про себя Эрнст потешался, наблюдая, как у человека отказывает память. – Неужели среди ваших знакомых много женщин с именем Ксения?
– Есть, есть, – покивал тот, все еще не обретя памяти. – Но я в общении с женщинами отчество не употребляю.
– У
– А… – неохотно, очень неохотно припомнил Биулин. – Ксения и племянницы… М-да, я знаком с ней. А почему вас это заинтересовало?
Эрнст ему – фотографии. И не сводил глаз с седовласого человека, который заурядно юлил, принимая молодого лейтенанта за дурака, а теперь быстро перестроился, даже благодушную улыбку надел на бессовестную рожу:
– Ну, как же, помню. Это младшая, не девочка, а бесовка, строптивая, должен сказать. А где другие снимки? Фотографировали всех трех сестер.
– В деле, – улыбнулся и Эрнст.
– Простите, в каком деле?
– В уголовном.
То ли Биулин не понял, о чем речь, то ли соображал, какими неприятностями грозит ему визит милиционера, но он странно замер. Эрнст решил отплатить ему и как дураку объяснил:
– Это такая большая и толстая папка, в которой хранят протоколы с места преступления, акты исследования трупов, улики, если они туда помещаются…
Веки Биулина чуть заметно дрогнули, глаза медленно сузились, но за прищуром угадывалось тревожное выражение. Однако тон Биулин взял сухой, холодный:
– Какое отношение уголовное дело имеет ко мне?
– Ксению Макаровну и ее племянниц зарезали, я опрашиваю всех, кто их знал.
– Зарезали… – Биулин свел брови, из-под них с подозрением вперился в Эрнста. – Что от меня хотите?
– Чтоб вы рассказали о Ксении Макаровне и ее племянницах.
– Мне мало о них известно.
– Странно, об этих женщинах никто ничего не знает, а они жили не в тайге, общались не с белками и медведями.
– Хм, – Биулин откинулся спиной на подушки кресла, положил ногу на ногу и с превосходством сказал: – Меня женщины типа Ксении не привлекают, старовата.
– Тогда племянницы? – подловил его Эрнст.
– Интересовали? – уточнил Биулин. – Нет, слишком молоды. Я люблю женщин бальзаковского возраста, когда приходит опыт и знания. Мне нравятся пышные женщины, а не худые или толстые, при всем при том моя женщина обязана обладать гибким умом, с ней не должно быть скучно. Как видите, моим претензиям не соответствуют ни тетка, ни племянницы.
– Зачем Ксения Макаровна устраивала многочасовые фотосессии племянницам?
– Хм, вы даете! Девочки красивы, а красота без внутреннего содержания, трепета, чистоты – ничто. Сестры соединили в себе все качества…
– Простите, что перебиваю, но красотой племянниц она имела возможность любоваться каждый день. Живой красотой, а не на фото.
Биулину было нечего на это возразить, он развел руками:
– У каждого свой бзик или каприз.
– Капризы, – улыбнулся Эрнст, – могут позволить себе люди богатые. А три фотосессии с переодеваниями – не слишком ли дорогое удовольствие для рядовой пенсионерки?
– Она любила племянниц.
– А они ее?
– Дети – существа неблагодарные, поэтому я не завел их.
И в том же духе еще час. Эрнст понял, что не добьется сведений от Биулина, поблагодарил его и ушел, раздумывая: а он-то сам что за личность? Так и не сказал, какие причины заставили его торчать в студии в течение всего дня съемок. Вернее, лопотал нечто из области возвышенных материй, но Эрнст, в силу молодости и воспитания, далекого от заумностей, не только не въехал в смысл, но и заподозрил, что Биулин разыгрывает перед ним некое представление.
К тому же он произвел на Эрнста впечатление эмоционально нестабильного человека, хотя и не ярко выраженного, но как раз в мелочах проскальзывает то, что усердно прячется. Это наблюдения, не факт, что Эрнст прав, ведь он не семи пядей во лбу, но… Как ему представляется, в пятидесятилетнем возрасте давным-давно сформирован характер, не может человек то впадать в меланхолическую медлительность, то выказывать темперамент холерика. Нервничать – пожалуйста, сам по себе визит товарища из правоохранительных органов да еще по поводу убийства на любого подействует угнетающе. Но Эрнсту показалось, в Биулине много ненастоящего, придуманного, поэтому он не задал ни одного вопроса по списку Ксении Макаровны Евстафьевой. А Биулин, не исключено, кого-нибудь из этих людей знает.
Сев в свою «семерку», Эрнст позвонил Киму:
– Как там у тебя?
– Перетряхиваем список Евстафьевой.
– Пробей еще одного товарища, но по нашей базе данных. Зовут его Биулин Марат Харисович.
– А он чем провинился?
– Ничем. Просто хочу знать, хвостатый он или чист, как алмаз.
– Я хотел съездить по списку к трем гражданам, двое из них мужчины, третья – женщина, все бизнесмены.
– И поезжай. Попроси ребят, пусть пошарят по базе. А я съезжу на место вчерашней облавы, может, найду что-нибудь полезное. Пока.
Настя встала рано, ей ведь в институт ехать, дорога не близкая, а нужно еще приготовить поесть на троих. Собираясь, она двигалась бесшумно по однокомнатной квартире, где стало безумно тесно, кресло разложила – и все, ходить негде. Затем плотно прикрыла дверь, чтоб дать возможность Максиму и Лане нормально поспать, переоделась, подкрасилась и расхотела готовить обильный завтрак. В сущности, продуктов достаточно, сами найдут, что поесть, а ей лучше потратить время на подготовку к лекциям.