Часы Застывшего Часа
Шрифт:
– А сколько тебе лет? Шестьдесят? Двести?
– Не знаю, я давно не веду счета годам.
– А что, если только ты сама можешь разбить Часы Застывшего Часа? – вдруг осенило Роду.
– Может быть, – Атаказ усмехнулась. – Но проверять этого я точно не стану.
Она никогда не просила Роду о помощи, но девочка сама ее предлагала. Вместе они собирали виноград, давили и процеживали.
Часто Атаказ спускалась в погреб, чтобы в очередной раз процедить вино, переливая его из одного кувшина в другой через льняной лоскут. Ткань удерживала осадок, и вино медленно просачивалось по капле. Тогда Рода обреченно забиралась на пустую винную бочку, нетерпеливо постукивала по ней ногами и восклицала:
– Как же скучно готовить вино! Мы же только на прошлой неделе переливали! Неужели опять нужно?!
– Видишь, сколько мути осталось? – объясняла Атаказ. – Будем переливать, пока вино не станет чистым. Теперь постоит с недельку, а там другой раз перельем.
Рода обреченно уронила голову.
– А когда ты уже начнешь колдовать?
– Я уже колдую.
– Нет, – возразила девочка. – Ты должна бормотать волшебные слова и размахивать посохом. А еще тебе нужен большой ведьмин котел. У тебя есть большой ведьмин котел?
– У меня есть большая кастрюля. Ты разве не помнишь? Я в ней посохом вино помешивала, прежде чем от выжимки отделить. Все как положено.
– Такая и у нас есть, – задумчиво протянула Рода. – Я в ней купалась, когда маленькой была. Значит и я смогу сделать волшебное вино? Только посох нужно найти …
А с приходом зимы они начали укрывать виноград: перевязывали, укутывали в мешковины, пригибали и присыпали землей. Рода уже накинула материнскую шубейку, но колдунья по-прежнему оставалась в своих неизменных платьях.
– У тебя, наверное, теплых вещей нет, – вслух рассуждала Рода. – Я могу принести мамину шапку. Не хочу, чтобы ты заболела.
– Мне не бывает холодно, – успокоила ее Атаказ.
– Как это?
– А подумай сама. Ты – молодой побег, ты полна жизни, но и легкий ветерок тебя может сломить. Я подобна старому пню: жизни во мне чуть, но я цепляюсь за нее своими могучими корнями.
– А родные у тебя есть? – спросила Рода. – У всех должны быть. Откуда ты пришла?
– Я пришла, – Атаказа отставила лопату, не закончив прикапывать виноград, и надолго задумалась. Она подняла голову. – Я упала с неба.
Рода рассмеялась.
– Ты что, не человек? Люди рождаются на земле.
– Ошибаешься. Люди рождаются в небе, – колдунья указала рукой. – Видишь эти звезды? Это души живых созданий, которые еще не пришли в наш мир.
– А я думала это светлячки, которые летают за Луной. Расскажи мне о Луне и Солнце. Мама говорит, они братья, а, по-моему, они совсем друг на друга не похожи. Ты их видела, когда падала?
И вновь простой детский вопрос заставил древнюю колдунью задуматься. Яркие картинки далекой жизни промелькнули перед ее черными мертвыми глазами.
– Я их видела, – вспомнила она. – В солнечной ладье мерно плывет златокудрый Эсмаид. Лик его прекрасен, а яркий свет его лучистых глаз проходит сквозь воды небесного океана и дарует Яраилу день. А когда его последние закатные лучи тают за горизонтом, той же дорогой в небо на утлом плоту поднимается Эсэтир. Он прячет щербатый лик под черным капюшоном, а его поводырь туманный ворон Тайкрил указывает слепцу дорогу. Прежде они проделывали этот путь вместе, юные неразлучные и неразличимые даже для своего отца. Но в далекой битве Эсэтир заслонил собою брата, тогда свет его потускнел, и общая рана разделила их навсегда.
Атаказ рассказывала девочке истории о богах и о древних людях, об их родном Яраиле и о других мирах. Знаниями она могла поделиться и с ученым мужем, для сельской же девочки древняя колдунья стала настоящим кладезем былинных сокровищ и тайн.
Первыми откровениями Рода пыталась делиться с родными, но всякий раз получала неожиданную для себя и обидную отповедь.
– Хватит ходить к старухе! – вновь кричала на нее мать. – Разве не знаешь, что ведьма ворует чужие жизни?! Как не совестно тебе знаться с ней?!
– Ей колдунья не доставит беды, – возражал отец Роды, Обахарий; он единственный в доме поддерживал дочь.
– Ох, молчал бы тоже! – только больше сердилась Нагинара. – Где вина вчера взял?! Про друзей не ври! К ведьме ходил?!
– Где взял, где взял, – передразнивал Обах. – Все ей знать надо! Ну тебя! – И всякий раз он отмахивался и, не слушая укоров, уходил.
– Мать тебе не указ, – оскорблялась Нагинара и продолжала бранить дочь. – Брата старшего хоть послушай! Сестру послушай!
– Не ходи, Рода, – соглашался Далиир. – Не к добру это.
– Не ходи, – повторяла Альгина, ее младшая сестра.
Их не слушала девочка, а все-таки глубоко западали в сердце строгие материнские слова.
– Это правда, что ты воровала детские жизни? – спросила она как-то Атаказу.
– Было время, – созналась колдунья. – Теперь в прошлом. Изменилась я, каждый день меняюсь.
– Не меняются люди! – возразила Нагинара, как услышала дочь. – Старики и подавно! Да с чего ей меняться?
– Умирает она, – прошептала Рода.
– Умирает, как же! Да она и детей твоих переживет!
Больше не пыталась защитить наставницу Рода и секретами с матерью не делилась. Даже заговаривала с ней редко. Только с отцом советовалась.
– Простить всякого можно, – на вопрос дочери отвечал Обахарий. – Только сложно это: много зла Атаказ натворила. Но решать тебе.
– Пап, не ходил бы ты к ней за вином. А хочешь, я за тебя буду часы переворачивать?
– Что ты, дочка, придумала! – ужаснулся Обах, замахал руками, да едва на ногах устоял. – Мать твоя поедом день и ночь меня поедает. Как же тут не пить?