Чай вдвоём в Литературной газете
Шрифт:
– Криминализируется, – поправил я.
Он подумал.
– Да, ты прав, – сказал он. – Криминализируется.
«Чёрт побери, – подумал я. – Если ещё и церковь криминализируется, тогда совсем хана. Но должен же быть какой-то выход!..»
К счастью, мой мозг оказался в большей готовности, чем мозг Виктора Петровича. В следующий миг я этот выход нашёл.
– Церковь не может криминализироваться, – сказал я.
– Почему?
– По определению. Церковь – она вся специально
– Какого?
– Незаконного. Вспомни: при коммунистах батюшки сотрудничали с КГБ. Это же общеизвестно. Не с организованной преступностью, а с КГБ. Так сказать, антикриминал.
– А сейчас они с кем сотрудничают?
– Сейчас должны с ФСБ.
– Точно?
– Ну, не знаю. Надеюсь, да.
– А говорят, что ФСБ сама с криминалом связана.
– Плюнь тому в глаза, кто это говорит.
– Как же я могу плюнуть в глаза близким людям?
– Это кому?
– Например, тёще. Вот ты – попробуй. Подойди и плюнь в глаза своей тёще. Что в итоге получится?
– У меня нет тёщи.
– А, да, – вспомнил он. – Легко тебе советы давать!
– А у тебя что, тёща – близкая? – спохватился я.
– Ещё как близкая. В одной комнате.
– А, да, – вспомнил я. – Конечно. Это не жизнь.
– Конечно, – сказал он. – Но почему я должен плевать ей в лицо?
– В глаза, – поправил я. – Это логично вытекает. Если бы ФСБ криминализировалась, то они бы там тоже стремились во власть. А они не стремятся.
– Действительно… – Виктор Петрович задумался.
– Из ФСБ – я имею в виду: из действующего состава – кто-нибудь когда-нибудь куда-нибудь баллотировался?
– Да вроде нет.
– Вот то-то. Значит, она – не криминальная.
– Значит, не криминальная, – с облегчением согласился Виктор Петрович.
– Ну, слава богу. Хоть кто-то.
– Слава богу.
Мы удовлетворённо выпили чаю, и Виктор Петрович ушёл.
А я остался. И перед сном ещё долго думал: «Ну, слава богу! Слава богу!»
Рубеж эпох
«Литературная газета. Юг России» 22.12.1999
– Ну, вот, – сказал Виктор Петрович. – Вот мы и дожили.
– Да, – сказал я. – А собственно, до чего?
– Как до чего? До двадцать первого века.
– Ещё год доживать, – уточнил я с удовольствием. С некоторых пор я перестал приветствовать быстрый ход времён.
– Какой ещё год?.. Всё! Уже!..
– Ошибаешься, – сказал я. – В новом году мы продолжим жить в старом веке.
Виктор Петрович вскочил.
Стало очевидно, что придётся объяснять. Я сел поудобней.
– Давай посчитаем. Вот наступает две тысячи первый год…
– Двухтысячный, – перебил Виктор Петрович.
– Ладно. Двухтысячный. Но после него – какой?
– Две тысячи первый.
– И вот он наступает. Две тысячи первый, десять тысяч первый, сколько угодно первый – если он первый, то, значит, он первый?
– Ну безусловно! – сказал Виктор Петрович.
– Значит, две тысячи первый год – это первый год нового века, так?
– Ну так, так!
– А двухтысячный – это тогда какой?
Виктор Петрович задумался.
Я развивал успех:
– Ты полагаешь, 1999-й – это последний год…
– Это факт! – вскричал Виктор Петрович.
– Но если он последний, а 2001-й – первый, то 2000-й – это какой?
Виктор Петрович засунул руки в карманы и заходил по комнате.
– Промежуточный, – сказал он наконец. – Или никакой.
– Но так не бывает, – я настойчиво вёл его к правильному результату.
– Не бывает.
– Тогда, значит, что?
– Подожди, – он остановился. – 1999-й – это последний год старого века. А 2000-й – это начало нового! Это его первый год!
– А 2001-й – это второй?
Виктор Петрович опять подумал.
– Ну, да. Первый – это второй. Хотя нет. Тут что-то не так. А! Я понял. 2000-й год – это год нулевой! Ясно? Не никакой, а нулевой. Это даже астрономически более научно.
К этому я готов не был. Действительно: если принять 2000-й год за нулевой… а он нулевой и есть… аж целых три нуля… Но тут меня осенило.
– То есть этого года нет?
– Почему?
– Ну, если это ноль.
– Нет, он есть… но не считается.
Я торжествующе встал:
– Год может считаться за два! Но не считаться совсем он не может!
– Но если он нулевой?..
– В таком случае он не войдёт тебе в стаж для пенсии – это раз…
– Достаточно, – Виктор Петрович опять начал ходить. – Значит, 2001-й – это первый…
Я успокоенно сел.
– Да.
– 99-й – это последний…
– Нет!
– Ну, как это «нет»?..
– В том-то и дело! Он предпоследний! А последний – 2000-й!
– Чушь! Чушь говоришь! – когда Виктор Петрович волновался, он прибегал к литературным выражениям. – 2000-й не может быть последним!
– Почему?
– Потому, что он первый! Это уже новый век! Мы сейчас переходим рубеж эпох!
– Переходим! Но не сейчас!
– А когда?
– Через год!
– Нет! – отрезал Виктор Петрович и сел.
Мы замолчали. Потом я прервал молчание.
– Почему ты не хочешь, чтобы рубеж эпох был через год? – спросил я миролюбиво.