ЧaйфStory
Шрифт:
«В политику я с тех пор не лез, понял — мне в политике делать нечего» (Шахрин).
В остальном лето было звонкое. «Я до сих пор считаю, и никто меня в том не переубедит, что наивысший энергетический выплеск раннего «Чайфа» — это группа с Земой, — свидетельствует Андрей Матвеев, свидетельствует сущую правду. Быть может, это был единственный период в судьбе «Чайфа», когда все получалось само собой, не требуя усилий, когда не настало еще время проблем, когда все были молоды, относительно мало пили и т. д. Играли не часто, но метко. Конец мая — второй фестиваль свердловского рок-клуба, опять утренник — 12.00, концерт несколько путаный,
Конец июня, Белоярская АЭС, большой праздник маленького атомного городка Заречный. Впоследствии это выступление называли «концерт в пользу Назимова», Вовка в тот момент записывал первый проект Насти Полевой «Тацу», записывал всю ночь, освободился в шесть утра и на такси еле поспел в Заречный. На такси и ушли все деньги, там заработанные. И вся поездка состояла исключительно из маленьких забавных недоразумений. Впервые взяли с собой жен, поселили их в местной гостинице, в номерах «люкс». Обычно на гастролях койки в общагах, а тут не номер — стадион. И сколько бы потом ни жаловались на жутковатые гастрольные ситуации, жены им больше не верили.
Бегунов с Густовым решили порыбачить. Взяли удочки, пошли червей копать. Копнули раз — нет червей. В другом месте — тоже нет. «Когда мы метра на полтора углубились в почву, я понял: что-то тут не так! Канаву выкопали — нет червей на экологически чистой Белоярской атомной»… (Бегунов). Что до концерта, концерт вышел боевой: стадион, аппарата горы, все самопал, ревет ужасно, ничего не слышно… Но лихо.
Июль, Рига. Началось с того, что Бегунов пошутил неудачно. «Шереметьево, идем, рожи помятые, небритые, а на контроле вопрос: «Что в кофре?». Бегунов: «Пулемет». Ему быстро объяснили, что еще одна такая шутка, он останется в Шереметьеве, навсегда к перилам прикованный. Но Шахрин тоже «ситуацию расслабил»… В кофры заглянули, там гитары, какая-то баба: «А кто вы такие?». Шахрин совершенно спокойно: «Седьмой состав «Песня-ров»… Мы-то ржанули и прошли, а они там крепко озадачились…» (Назимов).
Прилетели в Ригу, Антон удалился с «Телевизором», на репетиции его нет, возникла угроза и на концерте не увидеть. Шахрин добрался до Светы Данилишиной («Шина», директор «Телевизора») и сказал: «У меня в кармане двести рублей, если в пять Антон не будет в форме, я эти двести рублей положу, но Борзыкина напою, он завтра точно на сцену не выйдет!». «А у Шахрина есть одно преимущество, — рассказывает Назимов, — когда он подобные вещи прямо в шары говорит, я ему верю, так оно точно и будет. Шина тут же бросилась, нашла Антона, и на сцену он вышел».
Выступать начали в полной тишине, в зале просто никто ничего не понял. «Но Шахрин их дожал. У него есть какая-то странная энергетика, у Вовки, я замечал, — это Назимов, — ему «пополам», он на амбразуру бросается, человек такой, по-другому не умеет. Как-то мы их раскачали, они стали на сцену прыгать, у Антона микрофон отгребать, а Антон и сам-то еле отгребался, его хмель душил, его поставили на ноги, но не привели в сознание. Веселый был концерт…»
После концерта Шахрин удостоился похвалы, которую до сих пор вспоминает. Был там отличный звук, делал его тормозной латыш-оператор, серьезный дядя, Шахрин решил его поблагодарить. Но оператор благодарность отвел. «И сказал легендарную фразу: «Кто как играет, тот так и звучит» (Шахрин). В Риге получили какой-то приз, какой, никто не помнит. Их волновала другая проблема: впервые за два года, т. е.
(«Дуля с маком»)
«Что нас тогда проперло?..»
В. Бегунов
Писать сели один альбом, а записали два за 13 дней (10–23.09.87). В поту. Пот был натуральный: «Там было очень жарко! Там трубы какие-то проходили… И я одного не могу понять: как мы наворотили столько за такой промежуток времени?..» (Назимов).
Незадолго до того появился молодой человек, имя его тоже никто не помнит, и предложил в качестве базы оркестровую комнату в ДК «Уралобувь». Большая комната, обитая тканью, на стенах инструменты для духового оркестра, а оркестра нет, есть два восточнонемецких комбика Vermona, барабаны Amati, пульт какой-то — просто роскошь! Остальной аппарат собирали по всему городу, как говорит Бегунов, «по кускам». Для соло-гитары выпросили у кого-то роскошную на вид педаль, с трудом ее притащили, весила как холодильник, хоть и с надписью «Гитарный микропроцессор». И ни разу не включили — дерьмовый оказался процессор…
«Больше всего времени потратили на то, чтобы замаскировать барабаны, тряпками завесить, всю мануфактуру в ДК собрали, сделали шатер, как-то потом Зема туда залезал…» (Бегунов). «И ура! Вперед! Погнали!.. — смеется Назимов. — Дубль писался так: все готовы? — Сыграли! — Послушали… — Никто не ошибся?! — Никто не ошибся… — Ошибся — вместе переписываем».
Привлекали к работе граждан, которые в гости заходили, следы чего в альбоме остались: «Криво нам напел Леня Баксанов, старый друг, зашел посидеть, предложили попеть… Спели, а поскольку тогда не очень точно слушали, прозевали, что там кто напел. Сверху кривой такой голос торчит, так это Леня…» (Бегунов). Пел Зема, пел Леха Густов…
«Работалось здорово, само катилось. А в конце выяснилось, что песен очень много, и они сами собой делятся на два разных альбома. Мы страшно удивились. Писали один альбом, а выяснилось, что два, они разные даже по звуку» (Бегунов). Первый сам собой назвался «Дуля с маком», второй получился диковатый, почти панковский, но никак не назывался, пока не пришел Бегунов и не заявил: «Дерматин». Ему сразу сказали, куда забить такое название, но Бегунов закричал: «Ты не слушай, ты читай!». И написал название по буквам, после чего оно было принято немедленно. Слово «Дерьмонтин» придумал словотворец Бегунов. В стиле «недопанк».
Альбомы вышли такие, какие писались: лихие, сумбурные, состоявшие наперечет из вещей, которые все «без пяти минут хит». Написанные быстро, а тогда Шахрин чуть ли ни на каждую репетицию по новой песне приносил, отрепетированные быстро и очень быстро записанные, они несли в себе непосредственность, легкость и недоделанность. На первый план сама собой выдвинулась спайка Назимов — Нифантьев, мощный бас и напористые барабаны оттеснили в звуковой фактуре на второй план все, даже голос Шахрина, а бегуновское гитарное творчество оказалось и вовсе на периферии.
Хотя именно Бегунов предпринял на этой записи эксперимент, для Свердловска почти революционный: отказался играть сольные куски в традиционной манере. Соло-гитарист, полностью переключившийся на риф, — это была измена профессии. Но это был еще один шаг на пути самоопределения «Чайфа», шаг в сторону индивидуальности.
Запись вышла бодрая, агрессивная, почти злая, что «Чайфу» в общем-то не свойственно, но очень точно отражавшая тот насыщенный, короткий и веселый период в жизни группы. Короткий, потому что он уже кончался.