Чайка
Шрифт:
Я стояла к нему спиной за ширмой и молилась, что бы она не просвечивалась под яркими лучами уже вовсю светившего солнца.
– Доброе утро, принцесса, - низким с хрипотцой голосом проговорил Раварта, - Я прощу прощения за вторжение, но мы уже опаздываем. Ваш основной багаж уже погрузили. Планировалось, что на борту «Гарбия» [8] мы будем с рассветом, но похоже придется подождать…
Я повернула голову через плечо, так как ширма скрывала меня чуть выше лопаток и только. Раварта на меня не смотрел. Он, стоявший, как будто проглотил мачту, старательно рассматривал ковер на
8
Гарбий — южный морской ветер, взбивающий высокую волну и способный выбросить на берег рыбачье судно.
«Чееерт, все-таки ширма просвечивается…Чееееерт!!!»
– Адмирал, мне ужасно неловко за то, что я вас всех задерживаю, но эти дамы, - я кивнула в сторону железобетонных фрейлин, - пока вдоволь меня не помучают - не отстанут, - я виновато улыбнулась.
Раварта вновь поднял на меня свои глаза, и я сошла с ума.
В его черных, самых диких, штормовых глазах, плескалась голубая искра. Как кусочек моря в непроглядно-темных тучах в самую страшную бурю.
– Я понял, - глухо проговорил он, развернулся и вышел.
Я выдохнула и строго рявкнула на фрейлин:
– Слышали, леди? Я опаздываю! Никаких корсетов, бантов, шпилек и булавок. Все!
– Ваше Высочество, ну, хоть шляпку возьмите, - взмолилась одна из девушек, - в голову напечет…
Я вздохнула и уже потянулась за ужасной, по моему мнению, шляпой, как на глаза попался красивый бордовый платок.
«То, что надо!» - обрадовалась я.
Отмахнувшись от всех робких возражений, что леди так не носят, я завязала платок на манер банданы и покинула этот ад.
*****
– Добро пожаловать на борт, Ваше Высочество, - Раварта помог мне пройти по мостику на борт легендарного корабля под названием «Гарбий», такого же быстрого, неутомимого и яростного, как этот южный ветер, чье имя носит фрегат.
Ну, к слову сказать, моя «Танцующая Гольфада» быстрее. Кстати, «Гольфада» - это тоже название сильного морского ветра, только северного.
– Благодарю, - я приняла руку адмирала, и с легким удивлением отметила, что мне жаль, что он в перчатках.
Я устроилась на палубе, не желая спускаться в душную каюту. Мне хотелось посмотреть, как отчалит корабль. Я всегда любила на это смотреть.
Яркая синь морской воды, ее прозрачность, и разнообразность оттенков лазурного, голубого, индиго, синего - манила, затягивала. С моим даром вообще сложно не поддаться соблазну и не нырнуть в глубины такого ласкового, родного моря.
Мелкая рябь блестела на солнце, оставляя блики на борту судна. Матросы бегали по палубе, суетились, стремясь разобраться с такелажем. Капитан отдал команду. Обрубили последний канат, что болтался на кнехте [9] и в путь.
9
Кнехте – парная тумба с общим основанием на палубе судна или на причале для крепления тросов.
Порт постепенно скрывается в дымке. Чаек, с их прощальными криками, становиться меньше. Мы уходим в море.
Ласковый бриз треплет мне волосы. Я с какой-то маниакальной жадностью, вдыхаю морской воздух, рассматриваю корабль, трогаю, глажу руками перила.
Паруса туго натянуты от попутного ветра, гюйсы [10] развиваются на носу фрегата. Грот-мачты кружат голову, уходя своими пиками, кажется, прямо в самое небо.
О, Боги, как же я люблю море!!! Я не представляю свою жизнь без этого чарующего простора. Волна сливается с волной, превращаясь на гребне в белоснежную пену. Соленный легкий бриз заставляет дышать глубже. Море очищает нас от мирской суеты и ненужных мыслей. С ним мы становимся чище и гармоничней. Ясность, достичь которой долгое время не удавалось, внезапно наступает. Опьяняет чувство свободы, разгоняя сердца до ста.
10
Гюйс — носовой флаг корабля или судна, который наряду с государственным, гражданским или торговым флагом или военно-морским флагом обозначает государственную принадлежность кораблей и судов.
Шепот волн. Чайки, парящие среди облаков в пронзительно синем небе, что так похоже на море. Рассветы, закаты. Качающийся горизонт и дымка, в которой, прячется какая-нибудь гавань.
Я с детства люблю море. Я же выросла на острове, пусть и очень большом. Когда моя мама умерла при родах, то отец поклялся воспитать меня достойным человек и дать мне все самое лучшее. Поэтому папа и его друг-воевода Дориан Раннверг взялись за меня не на шутку.
С раннего детства я лучше, чем многие мальчишки при дворе фехтовала, дралась на мечах, секирах и стреляла из лука или мушкета. Я изучала морское дело, навигацию и ходила под парусом. Мне всегда были по душе приключения, свобода и соленый бриз в лицо.
И только моя кормилица Фрада настаивала на воспитании, которое сделает из меня настоящую леди. Поэтому был достигнут компромисс, и к моим занятиям добавились: этикет, литература, вышивание и т.д. В общем, все, что положено приличной принцессе. Так говорила моя кормилица. А папа и дядя Дори смеялись. А еще смеялся Функи, конюх, когда я, в стойле на соломе тренировала книксены и реверансы, пока готовили мою лошадку для уроков верховой езды.
Теперь никого нет. Никого не осталось. Только Дори, да и он сейчас на «Танцующей Гольфаде». И еще Кьяр, которому я обязана своим спасением.
В ту страшную ночь все они и мой маленький ацур спасли меня и Дориана.
Мне только-только исполнилось пятнадцать лет, и я грезила не балами и кавалерами, как все нормальные девочки. Мне мечталось о море. О нем снились сны и мерещились вымпелы, гордо рдеющие на ветру. Вражеские корабли, пальба артиллерии и едкий пороховой дым, окутавший два судна, сцепившихся в абордажной схватке.
Начитавшись вдоволь про пиратов и приключения, я собралась ложиться спать. Залезла под одеяло, как тут я услышала странный звук и крики. Страшные, леденящие душу крики.
Я вскочила и, как была, в сорочке и босая побежала вниз на улицу.
Везде творилось что-то страшное. Люди бегали в панике, мужчины пытались драться, но все было тщетно.
На большом открытом пляже, на белом песке клубилось НЕЧТО.
Это была сама Тьма. Черное, изменяющее форму, оно в свете луны двигалось по кромке моря и издавало странный жуткий звук. Как стрекот тысячи цикад.
Через мгновение я увидела отца и дядю Дори. Они с мечами бежали в сторону этого ужаса.
Я прикусила губу от страха и в оцепенении стала следить за ними.