Чайки возвращаются к берегу. Книга 1 — Янтарное море
Шрифт:
— Как должно быть холодно теперь в Риге! — вдруг сказал Зариньш. — Эти дрова по карточкам, бешеные цены…
Лидумс вдруг заметил, что в гостиной действительно очень холодно. И, невольно усмехнувшись, сухо заметил:
— Большевики разрешили и эту проблему. В Риге сколько угодно дров на всех лесных складах, и их продают по очень дешевой цене. Кубометр дров, переводя на английские цены, стоит десять-пятнадцать шиллингов с доставкой…
Эта смешная сценка окончательно расстроила Зариньша. Задав для приличия еще несколько вопросов, он стал прощаться. Лидумс уже боялся,
— Назначим для встречи второй день Нового года. Моя дочь и жена будут счастливы видеть вас. А у меня есть еще так много вопросов о жизни нашей милой родины…
Конец «дня независимости» гостям президента пришлось проводить уже в ресторане.
О встрече с президентом старались не говорить.
9
В конце ноября Силайс сообщил Лидумсу, что с ним хочет встретиться «сам» Маккибин. Лидумс невольно улыбнулся: акции «посла» национально мыслящих латышей повышались.
В биржевой терминологии, которую так любят на Западе, это, вероятно, называлось бы «товарищество на доверии». Но известно, биржевые акулы и «доверие» стараются обернуть себе на пользу, коллеге во вред. Как говорится, сильный стремится пожрать слабого, а слабый, пока его не съели, тоже норовит ущипнуть кусочек пожирнее.
И Лидумс, получив это торжественное сообщение, призадумался.
Правда, у него было некоторое преимущество: он знал о Маккибине куда больше, чем Маккибин о нем. Но все имевшиеся у Лидумса знания подтверждали, что Маккибин — грозный противник.
Маккибин был известен в английской секретной службе под вполне безобидными кличками: «Санди» или «Анкл», что значит — «Дядя». Возможно, кличку «Дядя» Маккибину дали в шутку за то, что он постоянно возился ее всяческими «перемещенными» лицами, беженцами из Советской Прибалтики, и для многих из них оказался воистину добрым и щедрым дядюшкой, в меру их заслуг перед английской разведкой и соответственно тому секретному фонду, которым располагал. Вышвырнул же он через свою секретаршу Нору изрядное количество фунтов для переброски Лидумса-Казимира из Латвии в Англию? Мало того, одел и обул этого Казимира, положил ему жалование, поместил в свою лучшую школу, одним словом, не оставлял ни благодеяниями, ни наблюдением! Естественно, что теперь, когда Казимир прошел через все сита английской разведки, был, как говорится, и облучен, и рентгенизирован, и сфотографирован, и, наверно, записан на магнитофон, Маккибин счел, наконец, возможным встретиться с ним.
Что сам Маккибин является личностью видной, свидетельствовало и то, как забегала миссис Флауэр, когда Силайс предупредил ее о визите в школу Маккибина. Миссис Флауэр превратилась в вихрь, это при ее-то лени! Она так и металась с места на место, из комнаты в комнату, готовила ужин, какое-то особое пиво, какое-то старое вино, успевая предупредить каждого ученика особо, чтобы тот приоделся, переменил сорочку, надел бы галстук поскромнее или, наоборот, поярче, — миссис Флауэр была знатоком вопроса о том, кому что идет.
Лидумс помог запыхавшейся миссис Флауэр переставить с места на место цветы, которые должны были «оттенить» главные места за столом, и спросил:
— Почему вы так озабочены этим визитом, миссис Флауэр?
— О, мистер Казимир, в распоряжении этого человека значительные средства! Он финансирует всю нашу деятельность, и мы должны встретить его с почетом. Я очень рада, что принимаю у себя вас, кого мистер Маккибин считает своим другом…
Похоже было, что мистер Маккибин ни для кого из живущих в школе такого одолжения не делал.
Маккибин прибыл в школу вместе с Норой.
В гостиной собрались все ученики школы, отдельной группкой стояли более почетные гости: Лидумс, Силайс, Ребане, Жакявичус. Силайс так и сиял, зато эстонец и литовец были несколько удручены: они не могли похвастаться успехами своих собратьев по тайному оружию. Однако к Лидумсу они относились тоже с большой долей восхищения.
Первый тост, как и следовало ожидать, провозгласил Маккибин. Он поднял его за здоровье и личные успехи «верного сына латышского народа», «вождя и руководителя национально мыслящих сынов Латвии», «воина и героя» мистера Будриса и его верного помощника и представителя мистера Казимира.
Все встали с мест, поспешили к Лидумсу. Некоторое время Лидумс слышал только звон бокалов, едва успевая ответить на посыпавшиеся в его честь поздравления. Никто не желал упустить высокую честь выразить личное восхищение мужественным борцом за свободу Латвии Будрисом и его высоким послом.
Когда установилась тишина и взоры всех направились к Лидумсу, он произнес взволнованный спич в адрес Маккибина, в котором выразил свою искреннюю признательность за внимание к его другу Будрису, а затем провозгласил тост за британское королевское правительство, оказавшее ему столь любезный прием на своей земле.
Зеленые глаза Норы пылали, излучая какой-то многообещающий свет, они все время устремлялись к Лидумсу, так что тому стало даже как-то неловко. Но когда Маккибин любезно произнес, что познакомился с мистером Казимиром заочно, благодаря рассказам Норы, Лидумс подумал с усмешкой: «Может, это и к лучшему? Известно, что никто не сумеет лучше расхвалить человека, чем влюбленная женщина! Лишь бы эта влюбленность не зашла слишком далеко! Люди такого типа, как Маккибин, с его холодноватым сухим лицом и властолюбивым выражением глаз, бывают очень ревнивы. Будем надеяться, что эта дама побоится своего шефа…»
А Нора, попыхивая сигаретой, — курила она, не переставая, — бродила меж собравшимися, рассыпая смех и шутки, порой довольно злые, по адресу Ребане и Жакявичуса, и все норовила коснуться плечом или грудью плеча Лидумса. К счастью для Лидумса, Маккибин захотел прослушать повесть о его анабасисе и о положении в Латвии, и Лидумс успел перебраться к нему поближе, оказавшись таким образом в относительной безопасности. Правда, это было похоже на то, что от тигрицы он попал ко льву, но тут были хоть равные условия — оба они охотились друг за другом и могли прибегнуть к одинаковым уловкам и приемам.