Чайки возвращаются к берегу. Книга 2
Шрифт:
Викинг успел подготовиться к визиту: заказал цветы, вино, чай. Вспомнил и о своей старой профессии: написал акварелью портрет Норы по памяти. Написал его бурными мазками, и женщина оказалась томной, изысканной, какой, скорее всего, никогда не была. Это был подкуп, но и благодарность за нечаянную нежность, и надежда на будущую дружбу. А в друзьях он очень нуждался и не собирался скрывать это.
Он поставил еще сырой от красок портрет на свой письменный стол — если Нора привезет, как сказала, документы и деньги, то раньше всего увидит этот подарок, — примерился, как поудобнее поставить цветы, открыл вино и только успел вернуться к письменному столу, как вошла Нора.
Вероятно, она ожидала от своего
— Дорогой Казимир! — воскликнула она.
Он помог ей снять пальто, небрежно бросил его на кресло и поцеловал ее руку. Она долго и восхищенно разглядывала портрет, и Лидумсу пришлось признать, что, несмотря на некоторую стилизацию и слащавость манеры, портрет ему удался. Но своей оценки он не изложил, с него достаточно было и того, что Нора искренне обрадовалась. Каково же было его удивление, когда она вдруг вынула что-то из сумочки, взяла его руку, поцеловала ее и надела на безымянный палец большой золотой перстень с камнем.
— Это тебе! — совсем как девочка, признающаяся в вечной любви, прошептала она. Повернула камень вверх, добавила уже другим тоном, тоном оценщика: — Это аквамарин, мой счастливый камень.
— Но зачем! — попытался он отказаться, но Нора оказалась неумолимой.
— Никогда не смей снимать его! — торжественно попросила она. — Если ты снимешь или потеряешь его, наша любовь разрушится!
Ему сразу стало легче с нею, до этого он еще боялся, что не сумеет повести себя так, чтобы она хоть чуточку поверила в его чувство. Она не только верила, она уже считала себя чуть ли не женой этого чужого великана, совсем недавно появившегося на пороге скромной немецкой виллы в костюме рыбака. Нет, он и тогда был викингом и остался викингом! Нора имеет право сказать, что в жилах этого человека течет кровь старых рыцарей, захвативших когда-то Англию и создавших могучее государство. Конечно, в ней самой много примеси кельтской крови, но ведь и кельты управляли этой страной наравне с англосаксами, выбирали себе подруг с белой кожей и светлыми волосами и отдавали своих дочерей, темноволосых и смуглых, в жены этим рыцарям… Так примерно прочитал Лидумс ее восхищенное молчание.
За столом она заговорила о деле.
— Казимир и Малый Джон должны отправиться на несколько дней в Западную Германию. Ами — ох уж эти неотесанные ами! — вздохнула она, — насовали в свои шпионские школы черт знает какой бракованный материал. Из школы «Z» ушли на восток несколько человек, и все провалились. Теперь ами хотят воспользоваться методами отдела «Норд» и проверить свои конюшни.
«Ага, — подумал Лидумс, — это Бромберг и его воспитанники. Они провалились до того, как начали действовать. Но что хотят получить от «Норда» американцы? Безопасные явки по английским адресам? Сомнительно, чтобы англичанам это понравилось!»
Нора, немного помолчав (собиралась с мыслями, подумал Лидумс, как объяснить латышу, что между «родственниками» тоже возможны свары), сказала:
— Дорогой Казимир! — Теперь она действовала по инструкции и говорила сухо: — Никто не желает, чтобы из-за глупости этих неотесанных ами, вдруг решивших, что им уготована роль правителей мира, провалилась наша самая верная связь с вашей родиной. Было бы лучше всего, если бы вы вспомнили какие-нибудь другие безопасные адреса. Вы, конечно, понимаете, — перебила она себя, — это должны быть «чистые» явки. Но вне района действия группы Будриса… — Она опять помолчала. — Мы не знаем, как это получилось, но группа Будриса в поле зрения ами. Может быть, они контролируют наши передачи? — Видно было, что она и сама не верила этому
— Может быть, показать им мой отчет о группе? — нерешительно спросил Лидумс. — Вы помните, там есть прямое указание о нежелательности распространения связей?
Когда-то Нора сама перепечатывала, и с большим удовольствием, как полагается истинной патриотке, те страницы доклада, в которых Будрис сообщал, что расстреляет всякого, кто попытается проникнуть в расположение группы, не имея пароля «Норда». Лидумс догадывался об этом: патриотизм свойствен и разведчикам, особенно если они добыли сведения с трудом. Но ответила Нора растерянно:
— Вы определите это на месте…
«Так, значит, английская разведка вынуждена делиться вытащенными из огня каштанами с американцами. Ну что ж, тут я могу действовать свободно».
Нора сообщила, что Лидумс, господин Казимир — с улыбкой назвала его она, — должен выйти завтра в шесть часов утра. Его будет ждать машина. Он назовет свое имя, и шофер доставит его на один из аэродромов. Туда же приедет и Малый Джон, но они не должны подавать вида, будто знакомы. На одном из аэродромов Западной Германии, где они приземлятся, их тоже будут ждать машины. Казимир должен проехать в отель «Альдона», где для него снят номер. От шести до семи вечера Казимир будет сидеть в баре «Альдоны», там к нему подойдет Малый Джон и даст знак. Марки на командировочные расходы и необходимые документы будут у Джона. Английские деньги с собой брать не разрешается…
— А если мы не встретимся?
— Он остановится в том же отеле, — успокоила его Нора. — Но у тебя есть мой домашний адрес. Ты всегда можешь послать какую-нибудь весточку… Но, боже мой, как мне будет скучно без тебя!
Она опять стала женщиной, женщиной влюбленной, страстной, может быть даже отчаявшейся в своей странной двойной жизни, где все было так призрачно и бессмысленно. Пропало все ее английское воспитание…
В пять утра она разбудила его, сама приготовила ванну. Прощаясь с нею, он спросил, не доложит ли Моррис Маккибину о ее долгом визите в этот дом?
— Не волнуйся, милый! Я разве что получу выговор…
И он понял: она готова не только на выговор, готова на страдания… А вот нужен ли такой выговор ему, господину Казимиру?..
14
В самолете за кабиной стрелка-радиста и его спаренными пушками оказался штабной салон на четырех пассажиров. Казимир увидел там Малого Джона, но знака ему не подал. Два других места занимали офицеры, недоброжелательно поглядывавшие на штатских. Малый Джон по привычке был без шляпы, как будто вышел прогуляться по весеннему Лондону. Зато Казимир был одет франтом — так ему посоветовала Нора. Плащ-пальто, отличный костюм, полушляпа-полукотелок, узкий темный галстук, золотое кольцо на пальце — все, как у крупного коммерсанта, вояжера или видного чиновника. Даже чемодан — не подделка под кожу, как у военных, а настоящий кожаный — все говорило о его респектабельности.
Он посмотрел на серо-сизые воды Ла-Манша, нашел взглядом Дуврский маяк, а потом и паром, на котором переправлялись пассажирские поезда в Европу, и тут нее замелькали неровные линии виноградников, белые строения — это уже была Франция.
Границы между Германией и Францией он так и не заметил, просто увидел под ногами голубую линию, догадался: Рейн.
Самолет начал снижаться, под ложечкой стало посасывать, но тут зашуршали шины по бетону, в ушах застыла вязкая тишина, и самолет остановился.