Чайки возвращаются к берегу. Книга 2
Шрифт:
Утром Лидумс преподнес ему вместе с письменным поздравлением часы. Клозе был очень растроган этим подарком.
Лидумс поинтересовался, не кажется ли датским властям Борнхольма подозрительным, что катер пребывает в датских водах уже несколько дней?
— А, все они одним миром мазаны — НАТО. Хотя датская секретная служба ничего не знает, но они понимают, что я нахожусь здесь по заданию английской секретной службы! — небрежно ответил он.
Клозе предложил своим гостям и офицерам катера торжественный ужин. Так что день рождения не пропал даром: морской офицер получил
Одиннадцатого сентября Клозе приказал сниматься с якоря. На Балтике наступило улучшение погоды.
Катер пошел к восточному побережью острова Готланд.
7
Около острова Готланд катер остановился. Клозе сказал Лидумсу, что из Лондона только что получено согласие на проведение операции, а радист Будриса сообщил, что обстановка на побережье в Курляндии спокойна.
Все участники группы спустились в каюту. Были слышны команды Клозе. Капитан катера распорядился приготовить к действию автоматы и дымовые ракеты, установить на мачте радарную антенну, а впереди, по носу судна, — два радиоаппарата для приема сигналов радиомаяка с берега. Спасательную шлюпку, находившуюся на палубе, снабдили запасом воды и продуктов.
Сгустились сумерки, и Клозе приказал: на палубе не курить и громко не разговаривать. Лидумс, вышедший на палубу, увидел, как капитан погрозил в сторону востока кулаком, а затем отдал приказ включить моторы. В это время катер так резко повернул с курса на юг, что Лидумс едва удержался на ногах. Впрочем, движение скоро выровнялось, а сбежавший по трапу матрос объяснил, что в море показался советский военный корабль, и это заставило капитана так резко изменить свой курс.
Вскоре все моторы, кроме одного, Клозе выключил. Лидумс понял, что они приближаются к латвийскому побережью. Этой минуты он не мог пропустить, снова поднялся на палубу, прошел в рубку капитана.
Темная полоса земли виднелась на горизонте, но было трудно определить, далеко ли она. Каждые пять минут штурман объявлял глубину, причем говорил шепотом, как будто даже темнота вокруг была не союзником нарушителей границы, а опасным противником.
— Одиннадцать! Десять! Девять! — монотонно шептал штурман, а катер все замедлял ход.
Как только штурман передал глубину «семь», катер остановился. Еще несколько минут он по инерции приближался к далекой, затянутой темнотою земле.
Тихонько вызванные капитаном появились Биль, Альвирас и остальные десантники. Они тревожно всматривались в темноту, не произнося ни слова даже шепотом.
В это время матросы подготовили к спуску шлюпку, подвесили ее на талях, настороженно вглядываясь в сторону берега.
Минут десять было совершенно темно. Слышалось только монотонное жужжание беакона, передававшего сигналы из этой молчаливой темноты берега. И вдруг на берегу вспыхнул узкий луч света.
Шлюпка тотчас оказалась у борта катера. Матросы-гребцы укладывали в нее снаряжение группы. Лидумс шагнул к капитану и поблагодарил за удачную операцию, которую, несомненно, оценят в Лондоне. Затем первым спустился в шлюпку. За ним спрыгнули Биль и Альвирас и остальные.
Когда все разместились на заранее условленные места, Лидумс дал знак, и тали, удерживавшие лодку, были отцеплены. С катера донеслись последние слова Клозе «Счастливого пути!» — и лодка беззвучно отвалила от судна.
Изредка в борт лодки била осенняя волна Балтики, но берег все приближался, и теперь волна была не страшна.
Лодка находилась метрах в трехстах от берега, когда по воде заскользил луч сильного прожектора, вероятно, расположенного у подножия Ужавского маяка. Он медленно двигался по воде. Без всякого предупреждения и гребцы, и пассажиры прильнули ко дну. Но набежавшая крупная волна, чуть не опрокинувшая лодку, сделала свое спасительное дело — закрыла лодку от глаз прожекториста.
Берег приближался, луна, выныривавшая из облаков, освещала желтую полосу песка на прибое, а Лидумс думал о том, что наконец-то кончается его «война нервов» и начинается настоящая жизнь на Родине.
Когда до берега осталось не больше пятидесяти метров, спокойные, хотя и крупные волны внезапно превратились в грозный ревущий прибой с пеной и брызгами, но все равно они толкали лодку к берегу, и вдруг, внезапно приподняв ее, посадили на береговой, залитый пеной песок. Луна, прорвавшаяся еще раз сквозь тучи, озарила родную землю Латвии.
Прибывшие еще выбрасывали на берег, подальше от прибоя, тюки, мешки, чемоданы, а с крутого берега уже спускались встречающие.
Старший гребец тронул Лидумса за плечо, прося разрешения на отъезд. Граф швырнул в лодку большой мешок, по-видимому с книгами, к лодке подвели больного Эгле, который шел, опустив голову, ни на кого не глядя. Лидумс попрощался с командой, и лодка слилась с волнами.
Но в пятидесяти метрах от берега на лодке включили мотор. Один из встречавших Лидумса приказал:
— Скорей берите вещи и — за мной! Теперь нам придется поторапливаться, такой треск от мотора слышен километров на десять по побережью! А тут еще надо все подмести и осмотреть, чтобы никаких следов не осталось!
Приказ исполняли с крайней поспешностью. Впереди была Латвия: мать для одних и неизвестность для других…
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
1
Ночь и опасность торопили людей.
«Гости» и люди Графа подхватили вещи и устремились вверх по крутому обрыву под спасительную защиту леса. На берегу остался только один человек, который немедленно начал сметать следы пучком водорослей, отступая на обрыв. Лодка, увозившая больного Эгле и сумку с донесениями Будриса в «Норд» и «правительству» Зариньша, уже слилась с бортом катера, и, оглянувшись с высокого берега последний раз, шпионы и Лидумс увидели, как катер «Люрсен-С», крадучись, на одном моторе, ускользал в открытое море.