Шрифт:
Вид Homo sapiens – вовсе не вершина эволюции,
и человек будущего будет резко отличаться от современного,
и «структуры мозга будут изменены по существу».
Владимир Иванович Вернадский
– То есть, на секс со мной и двумя роботами ты согласна, а на секс со мной и ещё двумя людьми – нет? – допытывался я.
Это не было спором или руганью, просто мы с женой любим детально и прямо обсуждать семейные отношения. Их самые разные плоскости и грани. Нам нравится сравнивать такие беседы с работой ювелира: чем больше вопросов мы обсудим, тем больше граней будет у бриллианта наших отношений. А чем скрупулёзнее и «чище»
– Нет! – также эмоционально выпалила Рашель. – То есть, да… Короче, с роботами можно, а с людьми – нет.
– Но почему? – упорствовал я.
– Ну, роботы для этого созданы. У них есть всё необходимое…
– Люди тоже для этого созданы! – нетерпеливо перебил я. – У них тоже всё есть с завода производителя, в смысле от природы.
– Нет, Авим, ты не понял, – мне так нравилось, когда она называла меня по имени; это любую беседу делало доверительней, а нас – ближе. – Роботов со всеми причиндалами для близости специально делают для такого использования. Даже если они при этом могут мыть посуду, готовить еду и встречать гостей. А с живыми людьми всё сложнее. У них есть свои чувства, эмоции, мысли по поводу этого процесса.
– Стоп, дамочка. Не смешивай простой секс и чувства в одну тему. Какая разница, если речь идёт только об удовольствии? С этой точки зрения человек, робот и даже дилдо практически равны – просто инструменты достижения необычного оргазма. Хотя что в нём необычного… те же судороги, те же фейерверки в голове и мокрота в паху.
– Фу! – нарочито наморщилась Рашель. – Всё фу! И твоё сравнение, и твои описания. Всё мерзко! Как можно людей в один ряд с дилдо ставить?
– Уверен, в этом контексте можно! Во-первых, человек во многом определяется его ролью и функцией, – мне пришлось импровизировать и притягивать к своему эксцентричному тезису ординарные аргументы. – Во-вторых, какая разница, если во всех случаях мы имеем дело с утилитарным пользованием? Это вопрос договорённости. Дилдо сговорчивый и на всё согласный по факту. С людьми приходится договариваться, но на то мы и Человеки Разумные. А если тебя до сих пор тревожат чувства, то, признаться, мы собираем роботов, но понятия не имеем, что у них внутри, там, поглубже проводков и чипов. Сегодня они настолько интеллектуальны, что заставляют ломать копья о вопросы робо-нравственности и робо-морали.
Я замолчал, предлагая продолжить Рашель. Многозначительно взглянул ей в глаза, всем своим видом подталкивая к очевидному для неё и приятному для меня выводу. Несколько мгновений она думала и раскачивалась. Причём в прямом смысле слова: я видел, как она мелко покачивается вправо-влево – язык тела выдавал сомнения в ней. В итоге она заключила:
– Всё равно! Люди – это другое. И с людьми я не согласна!
Получилось слишком резко и решительно, как будто она пыталась ещё и себя убедить, спешила, как с плеча, рубануть точку в споре, пока сомнения не пересилили её. Я понял, что спор на этом окончен. Глухая оборона женской несговорчивости – самое непреодолимое препятствие в мире. Из неё стоило делать крепостные стены. Об неё разбивается любой булат аргументов. Она оставляет лишь три варианта: капитуляция, затяжная блокада или перемирие. Начать блокаду никогда не поздно. Поэтому я выбрал перемирие:
– Ладно. Будем считать, что убедила.
Прежде чем она успела ответить на мою издёвку, я поцеловал её. Наш домашний многофункциональный робот, всё это время безучастно следившей за полемикой, впервые подал признаки присутствия и участия:
– Товарищи, мне присоединиться?
– Зачем ты запрограммировал его общаться на манер советских граждан, то есть товарищей? – рассмеялась Рашель.
– Так веселее. Забавная эклектика эпох и культур. Нет, Роб. Не сегодня. До утра отбой.
Я всех своих роботов звал Роб. Только сейчас я задумался, как это высокомерно. Но задумался ненадолго. Вскоре мои мысли перефокусировались и постепенно уступили место инстинктам.
Когда мы проснулись, кофе уже был сварен – Роб постарался. Он всегда делал это вовремя. Наручные трекеры сна работали уже чётко и отлаженно, не как на заре их популярности. Они передавали данные о наших
Ни он, ни яркое летнее солнце за окном никак не могли вытянуть меня из неприятного ночного кошмара. Сам сюжет я помнил лишь урывками: какое-то мрачное закулисье, сюрреалистичное и даже инфернальное. Я заточён в какой-то старой кукле. Я смотрю, словно изнутри этой куклы. Я в ужасе озираюсь по сторонам, всё вижу, понимаю, но ничего не могу сделать. Меня хватают огромные мясистые руки, растекающиеся и тающие, словно воск. Переносят из одного плесневого угла в другой, на сцену и обратно, играют со мной. Меня мотает в вихре каких-то событий. Мимолётные искорки взглядов. Холодные липкие прикосновения. Слепящие софиты. Темнота кладовки. Вновь свет, глаза, руки. Вновь безумный поток, в котором я и не тону, но из которого не могу и выбраться. Картинки быстро сменяют одна другую. Очень явственный и реалистичный бред.
Хронологию событий я не запомнил, но чувства были такими яркими, что не отпускали даже наяву.
– Как спалось, товарищ Авим?
Сегодня советский говор и лексикон не казались мне такими смешными. Как же всё относительно в мире. Относительно нашего настроения. Я ещё помнил те времена, когда этот вопрос каждое утро задавала мне Рашель. Это было приятнее, как-то душевнее, искреннее. Я взглянул на Роба. Он дружелюбно улыбался, протягивая чашку кофе. Хотя говорить «он» не совсем корректно. Наша модель была андрогинной: с внешностью сексапильной молодой азиатки, невысокой и худенькой, с небольшой изящной грудью и половыми органами обоих полов. Она была нашим с Рашель соломоновым решением. Хотя, зная о той штуке, что у неё под платьем, я предпочитал обращаться к Робу, как к мужчине. Да и «робот» – слово мужского рода.
– Так себе спалось, Роб. Лучше не спрашивай.
Роб картинно и кавайно нахмурился, отдал мне кофе и убежал на кухню. Глядя ему в след, я вспомнил все рекламные ролики, рассказывающие о неоспоримой и научно доказанной пользе домашних роботов, способных на коитус. Разнообразие интимной жизни, оберег от измен, половых болезней и сексуального насилия, даже личный семейный сексолог – ну, разве не сокровище? Как вообще без них жили? Всё это, конечно, есть в комплекте любой модели. Но о побочках, которые прилагаются, рекламщики хитро умолчали. А главная побочка, между тем, не шуточки. Это рефлексия о природе чувств, ценности отношений и живого человека рядом, о сексуальности, а также не проходящий диссонанс на тему «Как, чёрт возьми, называть ЭТО – он или она?». Хотя не исключено, что это моя индивидуальная реакция. Ведь миллиарды людей по всему миру пользуются и не жалуются. Или просто молчат и терпят? Мы о таком ещё не привыкли думать и говорить, не знаем, как реагировать на роботов в этой сфере жизнедеятельности, которую мы считали исконно нашей, человеческой.
– Какой сегодня день? – я понял, что запутался не только в мыслях, но и во времени.
– Воскресенье, – хором ответили Рашель и Роб и звонко рассмеялись.
– Я тогда сгоняю в церковь. Давненько не захаживал в гости в дом Божий. Надо кое-что обдумать и проветриться. Можешь завтракать без меня.
Я быстро собрался, поцеловал Рашель, оставил её нежиться в постели и ушёл. Входная дверь передо мной услужливо распахнулась, выпустила наружу – закрылась. Открылась дверь автомобиля – закрылась, как только я расположился в кресле. Всё автоматически, плавно и своевременно. В детстве мне внушали, что, когда закрывается одна дверь, открывается другая. Не думал, что это работает так.
Автомобиль выехал со двора, взял небольшой разгон и взмыл ввысь, уже в полёте вклиниваясь в воздушное движение. Человек так долго пытался создать летающие машины, что сейчас кажется, будто удалось это сравнительно недавно. И, казалось бы, изобрели не сходу, не вдруг, а планомерно и осознанно двигались в направлении этой разработки. Летающие машины не стали для нас неожиданной пугающей диковинкой, как, в своё время, первая самоходная машина, однако меня по-прежнему удивляла и приятно радовала возможность заниматься в пути чем угодно, кроме руления. Я-то застал времена, когда приходилось сдавать на права, управлять машиной самостоятельно и нервничать в долгих пробках. Теперь всё это в прошлом. Теперь слово «automobile» впервые соответствует тому, что обозначает. Всё встало на свои места.