Че Гевара. Книга 1. Боливийский Дедушка
Шрифт:
– Может быть, – кивнула Таня.
– Зачем? – спросил я. – Проповедовать коммунизм кайманам? Что здесь искать, в этой трясине?!
– Счастье и свободу трудовому народу, – ответила Таня.
Я вгляделся в ее лицо, ища хотя бы след улыбки, но монахиня оставалась серьезной. Пожав плечами, я продолжил разбирать книги. Обнаружил большой палеонтологический справочник и десяток безжалостно выдранных из каких-то научных журналов статей, пестрящих латынью и зарисовками скелетов. По-моему, составитель библиотеки был попросту сумасшедшим. В конце концов, стараниями Тани весь разбор свелся к тому, что мы аккуратно расставили книги по полкам – составление картотеки я решил отложить на завтра.
Следующей ночью
Я не понимаю, что случилось. Я разбит, опустошен, потерян.
Весь день ушел на составление картотеки статей по палеонтологии. Глупейшее занятие, но Таня зорко следила, чтоб мне в руки не попало что-нибудь по-настоящему интересное. Я был раздражен, но к вечеру Таня вдруг стала очень милой, почти кокетливой, и моя злость поутихла.
– Хочу показать тебе кое-что, – сказала она после ужина.
Мы вышли за монастырские ворота и побрели по тропинке, огибающей здание. Склон холма становился все круче и постепенно превратился в обрыв – стену здания и заросший лианами и мхом откос холма разделял лишь узкий уступ. Под ним блестела поверхность заболоченного озерца. Стояла тишина, сотканная из гула насекомых и вздохов трясины. Курчавая поверхность джунглей едва угадывалась в тумане испарений. Таня повела рукой:
– Двести, триста километров… Только сельва и болото. Никаких поселков. Никаких людей. Ничего человеческого.
Кажется, Таня была настроена поговорить. Чтобы подтолкнуть ее, я деланно шутливым тоном заметил:
– Здесь вполне мог бы выжить какой-нибудь допотопный зверь.
– Да, но он давным-давно обпился кровью и заснул, – небрежно ответила Таня и резко повернулась ко мне: – Говорят, ты убил маленькую девочку.
Я отшатнулся, как от удара в пах. Таня улыбалась, но глаза смотрели внимательно и зло.
– Значит, правда… Ничего, ничего, не думай сейчас…
Вдруг она оказалась очень близко. Ее кожа пахла горькой травой. Казалось, Таня пропитана болотным туманом, завораживающим и ядовитым, но ее рот был мягким и прохладным. Она обхватила мою голову; пальцы нежно пробежались по затылку, по спине. Боже, ну зачем ей джинсы под рясой, успел подумать я – горячая, гладкая, влажная кожа, и волосы пахнут свободным и сильным животным, и вот уже Таня билась в моих руках, выкрикивая что-то, повернув голову к болоту, и я отвечал ей, как мог…
Когда я пришел в себя, Таня стояла, прислонившись к стене и опустив глаза. Я подошел и попытался обнять ее, но она резко отстранилась. Медленно встряхнула джинсы и повесила их на плечо. Ее лицо, злое и разочарованное, стало совсем некрасивым, и я почувствовал раздражение и стыд.
– Ты кричала…
Таня поморщилась
– Я говорила ему: «Смотри – твоя невеста отдается убийце, а ты все спишь!»,
Она плюнула в воду, отвернулась и сердито пожала плечами. За ее спиной медленно колыхалась трясина.
Камири, ноябрь, 2010 год
Обратной дороги в Ятаки я не запомнил. Я даже не мог точно сказать, уехал ли оттуда по собственной воле или был изгнан. Работа, для которой меня позвали, так и не была закончена: библиотека осталась хаотичным складом бумаги, в которой кроется бог знает что. Впрочем, теперь я думаю, что библиотека была лишь предлогом, чтобы заманить меня в монастырь. Я уверен, что стал участником какого-то жуткого ритуала, винтиком в чьих-то недобрых планах. Это пугает меня, но то, что удар нанесла именно Таня, которой я готов был довериться, приводит в ужас.
В Ятаки я взял чью-то лодку и уплыл в Камири, чтобы сесть в ближайший автобус, идущий прочь из сельвы. Меня преследует чувство неясной угрозы, и кажется, что чем дальше я окажусь от этих мест, тем меньше будет опасность. Однако дорогу на Санта-Круз размыло. Ожидая, пока ее отремонтируют, я прибился к компании отдыхающих между вахтами рабочих с буровой и два дня хлестал с ними неразбавленный виски.
Этих людей интересуют только деньги, секс и нефть. Они просты и понятны. Я с удовольствием слушал их разговоры, а когда пить стало невмоготу – заперся в номере с круглосуточно включенным телевизором. То, что льется на меня с экрана, почти не отличается от разговоров в баре: все те же секс, деньги и нефть, чуть приправленные истеричным наркотическим возбуждением и бряцаньем оружия. Странным образом это успокаивает меня. Бормотание телевизора создает бетонный фундамент, на котором стоит знакомая мне реальность.
Похмелье обернулось лихорадкой, видимо, несмотря на все прививки и таблетки, я все же подхватил на болотах какую-то дрянь. Жар сменяется ознобом, и в бреду я то пытаюсь остановить машину на ледяной дороге, то сжимаю в объятиях горячее, ускользающее тело Тани. В минуты просветления меня охватывает тошнотворная слабость, и комната будто наполняется болотным туманом. В эти моменты мне становится понятно, что я – всего лишь игрушка в чьих-то беспечных руках, инструмент судьбы, не справившийся со своей ролью. Мне мучительно хочется найти развеселых вахтовиков и предупредить, что кто-то пытается натравить древнего бога на все, что они так любят – в конце концов, они развлекали меня два дня, и я должен был их отблагодарить. Но в следующую секунду я понимаю, что снова брежу, и в горячке мне то кажется, что я погружаюсь в теплую густую воду Парапети, то что замерзаю, изломанный страшным ударом, на темной заснеженной обочине.
У меня нет сил дойти до врача или хотя бы выбраться из номера, но я надеюсь, что скоро кто-нибудь заглянет в комнату, и мои мучения наконец-то закончатся. Надеясь удержать ускользающее сознание, пытаюсь записать все, что на самом деле произошло со мной в последние дни, но руки не слушаются, и слова превращаются в уродливые каракули.
Туман становится все гуще, он пахнет гнилью и огромным животным. Кажется, кто-то открыл дверь.