Чебурашка
Шрифт:
Он, привыкший оставаться безнаказанным, считает себя хозяином жизни, и этот бой всего лишь очередное подтверждение истины. Он даже слегка улыбается, понимая, что моё сопротивление сломлено и можно бить безнаказанно.
Да только не все на ковре с этим согласны. Толпа неистовствует. От визга, свиста и крика лопаются перепонки, кровь стучит в висках, а сердце выпрыгивает из груди. Но это ещё не конец! Хер тебе, Цепень! Это не конец!
Левой, вкладывая в удар всю ярость, я наотмашь херачу его по шее, захватываю и придавливаю башку вниз, налево, а сам подаюсь вправо и хватаю
Он дико орёт и начинает лупить свободной рукой, той что только что хотел меня добить, по ковру. Я вырываюсь из-под него и вскакиваю на ноги. Он тоже поднимается, собираясь снова броситься на меня. Да только я оказываюсь быстрее. Быстрее молнии.
Да, Цеп, да! Я отчётливо вижу, что сейчас произойдёт, что я сейчас сделаю. У тебя нет шансов. Больше ни единого, даже самого маленького и ничтожного. Это мой план, и я исполняю его безукоризненно и точно.
Он ещё только разгибается, вставая в позицию, а я, не давая опомниться, высоко подпрыгиваю и обрушиваюсь на него, херача кулаком по виску. В полёте! Вкладывая всю массу! Красиво! Охерительно красиво и без шансов устоять. Запомните! Сфотографируйте и сохраните в памяти этот стоп-кадр. Летящий ужас, разящее возмездие, мощнейший удар, застывшие брызги пота и крови.
Наступает мёртвая тишина. Цеп падает, как подкошенный, и трибуны взрываются диким воплем. Рефери бросается к поверженному противнику и начинает считать.
— Один, два, три…
Хрен ли там считать-то. И так всё ясно. Цеп пытается подняться, но падает и уже лежит спокойно, глядя на пальцы над собой.
— … семь, восемь, девять…
Я стою посреди ковра, залитого кровью и ищу глазами своих болельщиц. Вика кричит от восторга, Наташка радостно машет рукой, а Катя тихо мотает головой, и по щекам её текут слёзы… Да уж, зрелище не для слабонервных.
Цеп, наконец, поднимается и стоит, понуро опустив голову. Юрик пытается перекричать толпу, но это не возможно, тем более, что горны и барабаны тоже играют на их стороне.
Рефери жестом подзывает меня, берёт нас с Цепом за руки и под вопли болельщиков поднимает мою руку. Я подхожу к Цепню и, притянув за шею его голову, прикрываю глаза и включаю свой световой меч.
— Завтра утром ты пойдёшь в милицию с повинной, — говорю я, — и расскажешь всё о своём участии в похищении Кати. Расскажешь, всё что знаешь о Парусе, Аркане и других преступниках и преступлениях, в которых участвовал. Ты ничего не утаишь и сдашь всех.
Я отпускаю его и легонько шлёпаю по щеке, а он молча таращится, хлопая глазами. Надеюсь, он понял, что я сказал.
Ко мне подбегают Миха, физрук и боксёр, а потом и все остальные. Все, кто есть в зале. Меня подхватываю на руки и начинают подбрасывать.
— Не забудьте поймать! — кричу я, но меня никто не слышит.
Кто-то, наверное Юрик, врубает Квинов. We Are the Champions. Ну, а что же ещё! Мы чемпионы, мой друг…
Ну, а на следующий
Сегодня, на удивление, в программе почти одни медляки, а меня, как переходящее красное знамя, передают от красотки к красотке. Опомнитесь, девушки, я не Маяковский, как сказал бы американский энтомолог Джон Поллак.
На сцене ёлка, на занавесе огромные бумажные снежинки, а за окном всё ещё валит снег, превращая город в гряду белых холмов. Нарядные девчата, голые плечи, дикие причёски, помада и блеск, восторг и юная жажда, а ещё распахнутые глаза, ожидание новогодних чудес, любовные вибрации и предвкушение грандиозного будущего. Это школьная дискотека, декабрь восемьдесят третьего. Всё, как и в прошлом… Всё, как и в будущем…
— Нет! — машу я головой, отбиваясь от претенденток. — Этот танец я уже обещал.
Как тяжело быть звездой. И чего все хотят славы? Странные, странные люди. Я нахожу Катю. Она уже начинает танцевать с Цеповским друганом из «А» класса.
— Извини, братан, — оттесняю его я. — Этот танец мой. Если недоволен…
— Не-не, всё нормально… — отступает он, и я прижимаю Катьку к себе.
Мы толком ещё и не поговорили после боя.
— Как ты? — спрашивает она. — Голова после вчерашнего не болит?
— Нет, Кать, нормально. Были бы мозги, мог бы и сотряс получить, а так…
— Да ну тебя, — хлопает она меня по плечу.
— Классно выглядишь, — улыбаюсь я.
— Спасибо…
Какое-то время мы танцуем молча. От неё приятно пахнет и… и вообще, Катька… она…
— Ну, ты доволен, — прерывает она мои мысли. — Тем, что отлупил врага?
— Кать, — говорю я. — Он ведь с этим Парусом заодно. Он малолетний преступник, понимаешь, что с нами хотел сделать дядя Витя?
Она только головой качает.
— Завтра можно будет посетить Валентина, — говорю я. — Хочешь со мной? Вот человек, несмотря на опасность, даже не задумался, сел за руль и ударил по газам.
— Пойду, конечно, — кивает она. — Не забудь, обязательно меня возьми.
— Ладно, — обещаю я.
Она наклоняется вперёд и утыкается мне в плечо. И от этого её простого и искреннего движения мне делается легко, приятно и хорошо на сердце. Мы переминаемся с ноги на ногу, обнимая друг друга.
— Спасибо, — шепчет она, не поднимая головы.
Гремит музыка, но я, всё равно слышу, и чуть сильнее прижимаю её к себе. Над нами льётся голос Макаревича, летает серпантин и кто-то выстреливает из хлопушки, осыпая нас мелкими кружками конфетти.
И пусть сегодня дней осталось мало,
И выпал снег, и кровь не горяча.
Я в сотый раз опять начну сначала,
Пока не меркнет свет, пока горит свеча…
Я в сотый раз опять начну сначала,