Чеченский детектив. Ментовская правда о кавказской войне
Шрифт:
— Едем! — не спрашивая, а утверждая, сказал Катаев.
— Может наши, кто… — поворачивая ключ зажигания, ответил Сергей. Остальные уже сидели на своих местах. Развернув машину на пятачке около шашлычной и, пугая резким сигналом, без того ученый торговый люд, Серёга повёл её в сторону завода.
Староремесленное шоссе утыкается в Горьковскую улицу, образуя Т-образный перекресток. Вдоль целого квартала по Горьковской шёл глухой кирпичный забор, ограждавший территорию завода «Красный Молот». Эта стена, когда-то монолитноцельная, действительно выполняла свою функцию, но после двух войн зияла провалами, дырами и расколами. Для «духов» она была любимым местом по закладке фугасов во Фрунзенском
Вот и сейчас, Костя увидел, когда их УАЗ свернул на Горьковскую, в оседающих клубах пыли, вывороченный, будто огромными щипцами, кусок стены и, усыпанную обломками кирпичей, улицу. На обочине, развернувшись от удара взрывной волны, поперёк проезжей части, стоял изуродованный «Урал».
Не подъезжая близко к месту подрыва, Рябинин остановил машину на обочине. Покинув салон, оперативники, держась противоположной от стены стороны улицы, укрывшись кто за чем, присели вдоль обочины. Сквозь пелену пыли было заметно движение с другой стороны от подрыва. Но кто и что пока не просматривалось. Вой сирены приближался. Из-за точечного шестнадцатиэтажного дома, вынырнула «девятка» гаишной расцветки, с панорамой на крыши. «Девятка» лихо перегородила дорогу, не отключая сирены с панорамой. Трое чеченских гаишников, с автоматами наперевес, цепью приблизились к УАЗу.
— Ваших? — спросил самый возрастной у вставшего к ним навстречу Бескудникова.
— Пока не знаем, — Бес посмотрел на Рябинина, запрашивающего «Точку».
«Точка» — позывной выносного поста, расположенного на крыше шестнадцатиэтажки. Там круглосуточно несли службу солдаты комендантской роты и череповецкие омоновцы, усиленные расчётом АГС [18] . Стратегическая важность поста была неоценима. С крыши дома открывался вид на весь город, в целом, и на промзону, в частности. Поэтому, прежде чем идти к подорванной машине, Сергей запрашивал обстановку места происшествия. Но так и, не дождавшись ответа, Рябинин сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:
18
АГС — автоматический гранатомёт станковый.
— Надо идти, может живой кто есть…
К гаишной машине добавилась «буханка» Чеченского ОМОНа. Рослые парни в чёрных беретах и натовской форме стали выпрыгивать на полотно дороги. Вдали, из-за поворота, от площади «Трёх дураков» показалась курносая морда БТРа.
— Всё, идём! — скомандовал Рябинин.
Вытянувшись друг за другом, полуобернувшись спиной к заводу и, настороженно посматривая на проглядывающие из-за деревьев панельную пятиэтажку, опера двинулись к «Уралу». Чеченские омоновцы, видимо, кого-то ожидая, остались у машин. Гаишники, перекрывшие дорогу, занялись своим прямым делом — разворачивали, редкие гражданские автомобили. Очень часто, после подрыва, подъехавшие группы подверглись обстрелу, но в этом районе подобные форс-мажоры были редкостью. Слишком много огневых точек на зданиях, да и в округе дислоцируется несколько боевых подразделений. При такой постанове ввязываться в дополнительные боестолкновения чревато. Именно поэтому за короткий промежуток времени к месту подрыва подъехали следственно-оперативные группы Центра Содействия и Фрунзенского РОВД, машины ФСБ и прокуратуры. Под прикрытием БТРов, солдаты ВВ шерстили корпуса «Красного Молота» и прилегающие дома.
За десять минут до этих масштабных мероприятий вологодские опера производили первоначальный осмотр погибшей машины. Скорее всего, фугас был заложен за заводской стеной. Когда «Урал» поравнялся с местом закладки, адскую машину привели в действие. Взрывная волна, обильно сдобренная кусками кирпичей,
Катаев прошёл немного дальше по дороге, спину ему прикрывал Долгов. Навстречу, лёгкой трусцой бежали камуфляжные фигуры, за ними зеленел, вставший боком на дороге, БТР. Костя поднял руку:
— Свои!
Это не было излишним, в таких ситуациях, бывало, не разобравшись, бойцы разных ведомств открывали огонь друг по другу. Рябинин, заглянув в кабину, медленно отвернул посеревшее лицо. На полу под панелью приборов, под заломленным вниз рулём, лежало то, что ещё несколько минут назад было человеком.
Закинутый бронежилет скрывал голову лежащего, всё остальное, никак не напоминавшее человеческую фигуру, бугрилось камуфляжной тканью, околками стекла и кирпича, выдранных кусков поролона. Бурые, от оседавшей пыли, брызги крови вперемешку с мозгами, вдоль и поперёк, разметили всё пространство кабины.
— Один только… — сказал операм Рябинин и, добавил ненужное — «двухсотый…»
Труп водителя первым обнаружил Саша Долгов, когда, обозначившись подходившим вэвэшникам, они с Катаевым возвращались к «Уралу». В пяти-семи метрах от обочины, в зарослях высокой дикорастущей травы что-то белело.
— Костян! — Саша вытянул руку по направлению к светлому пятну, не убирая пальца со спускового крючка автомата. Катаев, чуть сойдя с дороги, стволом раздвинул стебли. Тот самый рыжий солдатик, руливший «Уралом», обдавшим опера сизым выхлопом, лежал на краю осыпавшей ямы. В последний момент, словно нечеловеческим усилием, он пытался, вывернув шею, посмотреть назад. Штаны с трусами, сорванным ворохом застряли у него на щиколотках. Ободранные ноги, в полосах сукровицы, постепенно темнели налётом дорожной пыли. Внимательно глядя перед собой, во избежание встреч с миной или растяжкой, Долгов и Катаев подошли к изломанному телу. Рванувший фугас выбросил водителя в боковое стекло. Несмотря на крупные габариты, парень, вышибив собой проём, сломал шею — кровавая пена на губах застыла жуткой помадой. Разорванная форма, обнажая торс, отдельными местами взлохматилась.
— Группу сюда надо, — севшим голосом сказал Костя, — пойдём, Саня…
На дорожном полотне, опера наткнулись на Рябинина:
— Там уже следаки работают, — сообщил тот, — фэйсы с прокурорскими понаехали… Спасать уже, по ходу, некого…
И, зло бросив окурок, зашагал к УАЗу. Костя, отойдя в сторону, смотрел на удаляющегося Сергея. На Саню, подошедшего к двум, комитетского вида, мужикам. На, оцепивших место подрыва, солдат ВВ. Где-то вдали ему показалась фигура полковника Жоганюка, размахивающего, по обыкновению, руками.
«Я ведь хотел его выволочь из кабины и малость поучить» — не мог избавиться от тягучей навязчивой патоки в голове, Костя, — «пока остановил бы, вытащил… “Лещей”, может надавал… Летёха вылез рамсить. Минут десять ушло бы… Был бы кто-то другой…»
За всё время, проведённое на войне, Костя так и не успел привыкнуть к внезапной смерти. Именно к смерти, а не обнаруживанию «жмуров», как своих, так и чужих. Внешне это никак не проявлялось, панцирь цинизма надёжно скрывал эмоции. Однако, внутренняя, не до конца повзрослевшая сущность не могла смириться с тем, что человек, ещё минуту назад живший, дышавший, чувствовавший, вдруг превращается в манекен. Ощущение вины, которое от себя приходилось скрывать жалкой мыслью: «Ты всё равно ничего не мог изменить…» делало противным самого себе. Катнув желваками, Костя закинул автомат за спину и, загребая пыль, побрёл к своим.