Чеченский капкан: между предательством и героизмом
Шрифт:
…Сегодня Валентина Тишевская вспоминает, как после войны переехала в Москву, устроилась на работу. Здесь же молоденькой девчонкой познакомилась с симпатичным лейтенантом. Поженились. В конце 1950-х мужа перевели служить в Чечню. Так Валентина Ивановна оказалась в Грозном.
Муж служил, Валентина работала на городской теплоэлектроцентрали. В Грозном у них родился и вырос сын. После женитьбы он переехал в Подмосковье. Было это до прихода Дудаева к власти. В то время, когда жители Чечено-Ингушетии
Валентина Тишевская вспоминает:
«А жили отлично, хорошо жили. Делились: вот их Пасха, они несут, вы знаете, вот они пекут эти сладости. Мы яйца красим, это все им несем. Никаких не было различий. И вот как Дудаев пришел, как вот начал, сбросил прежнюю власть, и началась волокита».
1991 год. Конец октября. Чечня провозглашает свою независимость и объявляет всеобщую военную мобилизацию. Растащены горы оружия, которое рано или поздно должно пойти в ход. Тысячи русских, чеченцев, украинцев, армян, евреев уезжают из республики. На границе у беженцев все отбирают как «нажитое в Чечне и принадлежащее чеченскому народу».
Вспоминает Валентина Тишевская:
«Ломали двери трижды ночью у меня. Говорили: «Уходи, и все, езжай в свою Россию». И не одну меня, несколько семей так: прямо приходят, расстреливают и занимают квартиру, и все. И никаких прав, ничего нет. Ничего не было, ни Дудаев не помогал, никто не помогал».
По официальным оценкам, в результате этнических чисток в Чечне с 1991 по 1999 год было убито более 30 тысяч русских. Захвачено более 100 тысяч квартир и домов, принадлежавших русским, армянам, аварцам, евреям, даже чеченцам, которые, не согласившись с новым режимом, были вынуждены бежать.
Валентина Тишевская продолжает свой рассказ:
«С гор спустились абреки, которые в горах жили неучами. Вот они это все делали. Наши, когда пришел Дудаев, все русские и чеченцы, которые работали в организациях, заранее присмотрели квартиры, купили и уехали в Краснодар».
От этих ужасов и беззакония, побросав нажитое, люди бежали куда глаза глядят. В защиту сограждан из Москвы не прозвучало ни одного заявления.
Юсуп Каимов, житель Ачхой-Мартановского района, вспоминает:
«Чеченцев не меньше, чем русских, уехало, потому что жизни здесь не было ни русскому, ни чеченцу, ни тому и ни другому, честным людям не было. А сколько уехало! Ингушетия забита, Москва забита, все области в России… И сейчас они там живут».
Оттоку населения поспособствовала также миграционная служба. Еще до начала боевых действий власти предлагали всем желающим выехать из республики. Для этого нужно было сдать документы на квартиру или дом и получить компенсацию. Сумма не была равнозначной стоимости жилья, но люди торопились использовать этот шанс, боясь, что потом его уже не будет.
Владимир Кашлюнов — сегодня единственный русский из всех глав районных администраций Чечни. Он хорошо помнит то время.
Владимир Кашлюнов, глава Наурского района Чеченской Республики, рассказывает:
«Мы граждане Российской Федерации, мы имеем свои дома, жилье, жили здесь. Так это всю республику надо было переселять тогда. Я не понимаю этой политики: «Желающие, пожалуйста, уезжайте. А не желающих будем бомбить здесь». Что это за политика? Это не ошибка была, я не знаю, что».
Это была не первая ошибка руководства страны в Чечне, результатом которой стали кровь, вражда и отчуждение некогда мирно живших бок о бок соседей.
…1941 год. В Чечено-Ингушетии вспыхивает антисоветское восстание. Несмотря на то что восставших было немного, в январе 1944 года Сталин подписывает постановление об упразднении Чечено-Ингушской автономной республики и депортации всего ее населения в Среднюю Азию и Казахстан за «пособничество фашистским оккупантам».
В ночь на 23 февраля 1944 года чеченские и ингушские селения блокировали войска. На сборы семьям отводилось 10–15 минут.
Продуваемые всеми ветрами деревянные вагоны — по злой иронии судьбы называемые «теплушками» — битком забивались людьми. В них люди проделывали путь из Чечни до Казахстана. Три недели в дороге. Люди не знали, куда их везут. Прошел слух: к морю, чтобы утопить. В первые дни их не кормили — ели то, что удалось наспех захватить из дома. Но и в страхе они продолжали жить. Эшелон шел дальше. А в одном из вагонов играла гармошка. Девочка пела песню.
Гармошка — самое дорогое, что было у 14-летней Малики Чикуевой. С шести лет девочка уже зарабатывала на жизнь — играла на свадьбах и праздниках. А потом она стала сочинять стихи и музыку. В своих песнях она славила партию большевиков и любимого товарища Сталина.
Малика пела в поезде о том, что чувствовала, о чем размышляла. О том, что случилось с ее народом.
Моя собеседница Малика Чикуева вспоминает:
«И в поезде пела. У нас большая остановка была, в этом зале старшина открывала двери, выходили мы все на улицу, выходили».
На двадцатые сутки пути люди узнали, что их привезли в Восточный Казахстан. Так начиналась новая жизнь. Жизнь в изгнании.
В песнях Малики все чаще звучала тоска по родине. И однажды она сочинила стихи про Сталина — виновника всех бед ее народа. В этой песне были такие строки:
«Сталин — ты безбожник, а не бог, кто дал тебе право выгонять целый народ».
Девочка спела эту песню в своем кругу всего лишь один раз. На следующий день за ней приехали. Донес кто-то из своих. Малике было всего 14 лет, но, чтобы соблюсти внешние приличия и рамки закона, ей приписали еще 3 года и отправили по этапу. Караганда, Петропавловск, Владивосток.
Рассказывает Малика Чикуева:
«Я одна чеченка там была, все русские. Женщины заключенные. Ни один человек меня не обижал. Они были бухгалтеры, повара… Они меня, знаешь, прямо на руках носили».