Чеченский рецидив. Записки командующего
Шрифт:
Вскоре после разгрома Дома политпросвета прошел слух: вечером в нефтяном институте состоится встреча Дудаева с преподавателями и студентами института. В назначенное время я был там. И что же увидел? Для встречи была отведена аудитория, хотя и довольно большая по площади, но находившаяся далеко не в лучшем состоянии. Ее даже не убрали после окончания занятий. Кстати, никого из преподавателей там не оказалось. А студенты если и были, то ничем не отличались от той толпы, которая громила Дом политпросвета. Сложилось впечатление, что участниками этой встречи были те же самые лица.
Можно приводить много примеров для характеристики
Хотел Дудаев того или нет, но он сам выдал здесь квинтэссенцию своей социально-экономической программы. Но дело в конечном счете не в нем. Дело в том, что он поддерживался высшим руководством России. Широко известен факт, когда весь личный состав учебной дивизии, расквартированной на территории республики, был выведен за ее пределы, а техника, вооружение, боеприпасы, продовольственные и вещевые запасы почти полностью оказались в распоряжении Дудаева.
В подтверждение того, что это был вовсе не случайный «просчет», еще один факт.
Бывший работник КГБ, хорошо знакомый мне, с нескрываемой душевной болью делился: «В нашем здании, — говорил он, — сколько этажей над землей (здание четырехэтажное), столько же и под землей. Там было автономное электро- и водоснабжение. Там было столько вооружения, боеприпасов, продовольствия, что мы три года могли держаться. Но из Москвы дали приказ оставить все это на месте. И «добро» перешло в распоряжение Шамиля Басаева.
Еще один «просчет» федерального руководства: начало разгрома высшего законодательного органа — Верховного Совета республики. Он был избран народом на основе существовавших тогда законов, а разогнан — толпой фанатиков и хулиганов, вооруженных кольями. Ну и чем все это закончилось?..
Где-то в середине 1992-го, за год до расстрела Белого дома в Москве, председатель Верховного Совета России («лицо кавказской национальности») Р. Хасбулатов побывал в Грозном. В это время проходила очередная сессия Верховного Совета республики. Явившись на заседание сессии, он, уподобившись легендарному матросу А. Железняку, разогнавшему в январе 1918 года Учредительное собрание, потребовал от Верховного Совета республики принятия решения о самороспуске и в конечном итоге добился этого. А председателю Верховного Совета республики Доку Завгаеву пригрозил, что если он будет здесь проявлять какую-либо самостоятельность, то он (то есть Хасбулатов) доставит его (то есть Завгаева) в Москву в клетке. Так «демократом» Хасбулатовым без танков, без стрельбы был практически «расстрелян» высший законодательный орган республики и установлена диктатура генерала Дудаева. А в октябре 1993-го, но уже в Москве, все это, только в более ярком проявлении, бумерангом возвратилось Хасбулатову. Воистину, посеявший ветер — пожнет бурю.
Ненароком коснувшись фамилии
Известно, что во всех сегодняшних республиках Северного Кавказа после ГКЧП остались почти те же руководители, что были и до ГКЧП. Они смогли уберечь свои регионы от тех катаклизмов, которые обрушились на Чечню. А смог бы добиться этого Завгаев? Абсолютно убежден в том, что при соответствующей поддержке Москвы, даже при условии ее невмешательства, он смог бы добиться этого.
Дело в том, что на всем протяжении существования советской власти в соседних республиках их первыми лицами были представители местных национальностей. И только в Чечне первым лицом был обязательно русский, а уже вторым — чеченец. Доку Завгаев был первым чеченцем, ставшим первым лицом в своей республике! Но это, скажем так, между прочим. Главное же состоит в том, что это был крепкий хозяйственник, достаточно дальновидный, хладнокровный и принципиальный политик. Пользовался вполне заслуженным авторитетом и уважением у населения республики. К тому же вокруг него уже формировалась группа разносторонне образованных молодых политиков, вооруженная не кольями, а глубокими знаниями в различных областях.
Два факта. По инициативе и по протекции некоторых моих коллег, — рассказывает далее Ф. Боков, — Завгаев принял меня. Внимательно выслушал и при мне же дал распоряжение не препятствовать открытой критике пресловутой «концепции добровольного вхождения Чечено-Ингушетии в состав России». Хотя незадолго до этого секретарь обкома партии по пропаганде (между прочим, «лицо кавказской национальности») убеждал в своем кабинете группу оппонентов этой «концепции» в том, что она уже принята обществом, вошла в сознание народа, что всякая критика ее лишь раскалывает общественное мнение, дестабилизирует обстановку в республике и т. д., и т. п. «Кому это нужно?» — вопрошал он.
Могу также свидетельствовать, что Завгаев не в своем кабинете, а в открытой аудитории встречался с представителями обозначившейся тогда оппозиции в лице З. Яндарбиева, М. Удугова и других. Открыто с ними полемизировал. Свидетельствую об этом потому, что присутствовал на этих встречах, при этой полемике, на основании чего могу сделать вывод: он не приветствовал отделение Ингушетии от Чечни, был достаточно трезвым политиком, чтобы не видеть абсурдность и пагубность набиравшей обороты тенденции выхода Чечни из состава России. Говорил об этом открыто и делал все, что можно было в тех условиях, чтобы не допустить развития событий в гибельном направлении»…
Федор Павлович со своей семьей вынужден был покинуть Грозный, как вынуждены были сделать это десятки тысяч русских, коренных жителей республики. А новоявленный президент Ичкерии Дудаев, выступая на митингах, не уставал повторять: «Противостояние аппетитам хищного российского правительства не должно распространяться на беззащитных российских граждан. Раз они живут вместе с нами — они стали полноправными гражданами нашей республики. А мы в обиду своих людей не дадим!» Поразительный цинизм.