Чего хочет женщина
Шрифт:
Я попыталась сообразить, что мы должны Ленчику… Много чего. Он, конечно, очень сердит, и на ласковый прием рассчитывать не приходится. С Танькой мы изрядно потрясли Аркашу, весьма некстати, надо сказать. Еще вопрос, захочет ли он что-то для меня сделать. Если я и смогла сохранить кое-какие остатки оптимизма до этой минуты, то сейчас они исчезли безвозвратно.
Между тем мы затормозили возле облезлой девятиэтажки.
— Ну вот и приехали, Ладушка, — ласково сказал Мясо, которого по-настоящему вроде
— Выходи.
— Подожди секунду, — попросила я. — Дай отдышаться.
— Ты, Ладушка, не мудри и меня не волнуй. Пойдем, маленькая, прогуляемся.
«Чтоб ты сдох», — хотелось сказать мне, но открывать рот я поостереглась и поплелась к подъезду следом за ним. Двое парней увязались с нами, а еще один, тот, что сидел за рулем, отбыл восвояси. Мы поднялись в лифте на пятый этаж. Я смотрела в стену перед собой, боясь пошевелиться. Парни выглядели довольными, а про Мясо и говорить нечего. Он взирал на меня, прицениваясь, и уже слюну пускал. Если Аркаша не пошевелится, завидовать мне не придет в голову даже идиоту.
Мясо открыл дверь, и мы вошли в трехкомнатную квартиру. Я затравленно огляделась. Квартира явно нежилая. Это плохо. С другой стороны, приниматься за меня сразу и всерьез они не должны, значит, кое-какой шанс все же есть. Так, не шанс даже, а шансик. Ленчик отсутствовал, и меня это не порадовало.
— Проходи, Ладушка, — пропел Мясо, скаля золотые зубы. Работа у него нервная, тяжелая, и своих он давно лишился.
Я оказалась в совершенно пустой комнате, правда, с балконом, сейчас он был закрыт, а жаль, могла бы заорать «караул», глядишь, кто-нибудь да услышит… Мясо меня за плечи обнял и под подол полез.
— Убери руки, гад, — сказала я, — не то нажалуюсь.
— Кому, Ладушка? — улыбнулся он и легонько меня ударил по лицу. Я отлетела в угол и ненадолго затихла. Потрясла головой, встала и поинтересовалась с улыбкой:
— Тебя никак в чинах повысили? Неужто Ленчик помер и теперь ты командир? — Парни замерли в дверях и с любопытством пялились на нас. — Правда ты, а, Мясо? И Ленчик больше не у дел?
— Ох, Ладушка, — покачал он головой, — храбришься? Валяй-валяй… Я подожду, я терпеливый.
— Воды принеси, пить хочу. И стул. На полу сидеть неудобно.
— Принесу, красавица моя, все принесу.
Парни продолжали ухмыляться, а Мясо вышел из комнаты. Вернулся со стулом в одной руке и стаканом в другой. Стул поставил к стене, а стакан протянул мне, пакостно улыбаясь. Великим психологом быть без надобности, чтобы понять, что он сейчас сделает, а потому дожидаться я не стала, улыбнулась в ответ и стакан из его лапы выбила. Он хмыкнул, лицо вытер и посмотрел на меня так, что кишки свело.
— Ты, зверюга, на себя много не бери, — ласково сказала я. — Утихомирься и жди своей очереди.
Я на стул села, скрестив руки на груди, и на стену уставилась. Плохи дела, ох как плохи… Мясо и себе стул принес, сел напротив и молча пялился на меня. С улыбкой, головка набок, и взгляд мутный. От одного этого впору завыть в голос, а тут еще парни острить принялись. Не выдержу, разревусь, тут и конец мне… Хотя, может, и так конец, просто я об этом еще не знаю…
Время шло страшно медленно. Ноги затекли, а голову разламывало от боли. Но время я не торопила — ни к чему. А ну как впереди ничего хорошего?
Вдруг зазвонил телефон, один из парней исчез в прихожей и через пару секунд позвал Мясо. Тот тяжело поднялся и вышел. Я прислушалась: отрывистые «да» и «нет» и ничего больше. Попробуй отгадай, хорошо это для меня или плохо?
Наконец он положил трубку и заглянул в комнату, в глазах легкая грусть.
— Уезжаю, Ладушка, — пропел, — но ты не горюй, это не надолго. Скоро свидимся, маленькая.
— Как получится, — усмехнулась я. — Наперед никогда не знаешь — может, свидимся, а может, и нет.
Он широко улыбнулся, сверкая всеми своими золотыми зубами; длинный нос, острая морда, как есть крыса, глазки сидят глубоко, но смотрят весело.
— Свидимся, — заверил он и удалился, чем очень меня порадовал.
Парни после его ухода почувствовали себя вольготней (не одну меня его крысиная морда в тоску вгоняла), прикатили два кресла, внесли журнальный стол и сели в карты играть, но больше пялились на меня. Я смотрела в стену перед собой и прикидывала: переживет Аркаша такой поворот событий или я осиротею? Сиротство будет недолгим, но болезненным.
Когда я всерьез решила наплевать на все последствия и упасть в обморок, чтоб не видеть, что творится вокруг меня, в дверь позвонили. Один из парней, его, кстати, звали Валеркой, пошел открывать. Так как движения в прихожей, судя по производимому шуму, было много, а разговоров мало, я поняла, что пожаловали большие люди, и точно — в комнате появился Савельев Леонид Павлович, или попросту Ленчик, хотя называть его так в глаза мало кто решался. Я предпочла обращаться к нему официально, хотя знакомы мы были уже года два и виделись хоть и не часто, но регулярно.
Ленчик вошел, взглянул на меня и ободряюще улыбнулся, как врач при виде безнадежного больного.
— Здравствуй, Лада, — сказал он приветливо, но без излишней фамильярности. Я кивнула и отвела взгляд; парни из комнаты сразу же убрались и закрыли за собой дверь. Ленчик сел на стул, посмотрел на меня, наклоняя головку то вправо, то влево, и, улыбнувшись, сказал:
— Повезло Аркаше, ей-богу…
Я удивленно голову вскинула.
— Ты ведь, Леонид Павлович, знаешь: с Аркашей мы расстались…