Чего хочет женщина
Шрифт:
— Геннадий Викторович у себя? — спросила я.
— Да. — Девушка слегка растерялась, точно в комнате появилась не я, а торпедный катер, выкатила глазки еще больше и, попробовав стать грозной, поинтересовалась:
— Вы по какому вопросу?
— По личному, — ответила я и вошла к мужу. Высунув от усердия язык и почесывая карандашом за ухом, он разгадывал кроссворд.
— Один из основных персонажей мультфильма «Аладдин». Ладуль, как попугая звали? — обрадовался мне Лом.
Я тоже решила его обрадовать.
— Это она? — кивнула на дверь.
— Кто?
— Ты вроде бы глухим не был?
— А… она, и чего?
— Ничего, — грозно
— Ладуль, ну чего опять, а?
Я села в машину, он плюхнулся рядом, и мы отправились домой выяснять отношения. Я топала ногами, визжала, обзывала его бабником и в конце концов пару раз съездила по физиономии комнатной тапкой, предварительно сняв ее с ноги. Лом рассвирепел, схватил меня за руки и легонько подтолкнул к столу, вынудив принять несколько неприличную позу. Это его необыкновенно развеселило и направило мысли в совершенно другое русло. Гневаться в таком положении было затруднительно, но я попыталась и пару раз смогла лягнуть воздух за своей спиной. Громогласный мужнин хохот плавно перешел в мяукание, а мне ничего не осталось, как с отчаянием заявить:
— Боже, как я тебя ненавижу.
Драка закончилась тем, чем обычно заканчивались все наши ссоры.
Лом, взглянув на часы, заявил, что совершенно нет никакого смысла возвращаться в офис для продолжения трудового подвига. Я вспомнила, как звали попугая, а муженек порадовался, потому что слово как раз подходило по буквам. Мы выпили по чашке кофе, я перебралась на колени к любимому и твердо заявила, что пучеглазая мне не по душе. Лом принял покаянный вид и заверил, что она с завтрашнего дня больше не работает, а я могу сама подыскать ей на смену какую угодно каракатицу, он все примет с благодарностью, лишь бы она за древностью лет могла передвигаться самостоятельно. Так как у меня была на примете кандидатура: тетка одной из подруг, нуждающаяся в хорошем заработке, я сразу же обрадовала мужа.
— Теперь все? — развеселился он.
— Не знаю, — честно созналась я и добавила с сомнением:
— Может, мне пойти у тебя поработать?
— Хорошая мысль, — ухмыльнулся Лом. — Поработай прямо сейчас. — Он поднялся, подхватил меня под мышки и поволок из кухни. Я немного повизжала и подрыгала ногами. В общем, муж был доволен, благодушен и даже счастлив, оттого, взглянув через некоторое время на свое отражение в зеркале, только присвистнул и сказал:
— Убил бы тебя, ей-богу… И куда я теперь с таким фингалом?
— Никуда, — нахмурила я брови. — Посидишь дома, пока в голове не прояснится. Скажи спасибо, что легко отделался, в следующий раз глаза выцарапаю, будет тебя Рокки на поводке водить.
— За что хоть выцарапаешь? — вздохнул Лом. — Ведь тыщу раз говорил тебе, глупой бабе, никто мне не нужен. Я тебя люблю, а остальные хоть завтра умри все скопом… Черт-те что, жена поколотила. — Лом покрутил буйной головушкой и хохотнул.
Я устыдилась и решила его утешить.
— А я рада, что у тебя синяк под глазом. Посидишь со мной дома. Дверь запрем и никого не пустим.
В общем, своего я добилась, и на презентацию мы отправились с Танькой. За пятнадцать минут до нашего отъезда Лом что-то заподозрил, стал выспрашивать — кто будет, и чего это я так вырядилась, глаза у меня горят и я что-то очень спешу, и если он чего узнает, то… Дослушивать мы не стали и, прикрываясь, как щитом, заехавшим за нами Костей, бросились к машине. Муженек вышел на крыльцо и рявкнул:
— Костя, смотри в оба…
Мы уже выслушивали четвертое выступление, стоя на широкой лестнице нового здания Центра. Говорившие никуда не спешили и вроде бы соревновались друг с другом протяженностью речей. А между тем погода не баловала. Улыбки замерли на губах, точно приклеенные, а в целом вид у собравшихся был кислый.
— Водочки бы грамм сто, — шепнула Танька. Я только было собралась кивнуть, как увидела Лома, точнее, его машину. Он выехал из переулка и теперь пытался где-нибудь приткнуться. Мне сделалось нехорошо, волосы на затылке вроде бы встали дыбом, а в голове настойчиво забилась одна мысль: не дать ему выйти из машины. Оратор закончил, раздались недружные аплодисменты, а я шагнула вниз.
Впоследствии я вынуждена была признать, что глупая Ломова ревность спасла мне жизнь. Я бросилась навстречу мужу, и в этот миг директор одного из банков, который тоже имел свой интерес в Центре и стоял ступенькой выше меня, получил в грудь пулю. Сначала заорала Танька, потом все остальные, началось что-то вовсе невообразимое, но мне было не до этого. Расталкивая граждан и одуревшую охрану, я рвалась к мужу. Каким-то чудом он вдруг оказался рядом, подхватил меня на руки, а вокруг непробиваемой стеной выросла охрана. Все невыносимо деятельные и бдительные. Если я была близка к обмороку, то муженек выглядел еще хуже. Он намертво вцепился в меня, точно утопающий за спасательный круг, и совершенно белыми губами повторял, должно быть, в сотый раз:
— Господи…
— Уходим, уходим, — орала Танька и тянула Лома за руку. В конце концов мы смогли-таки загрузиться в микроавтобус с охраной и покинуть так и не открывшийся Центр. Все остальные граждане пытались сделать то же самое. Краем глаза я заметила Астахова, он что-то кричал и даже размахивал руками.
Землистая бледность еще не сползла с физиономии мужа, но к слову «Господи» он смог прибавить еще несколько и с легким подвыванием пробормотал:
— Он мог попасть в тебя…
— Кой черт ты приехал? — прорычала я. Нервное напряжение чуть спало, но соображала я еще плохо. — Испугал до смерти…
Тут влезла Танька:
— Если б он не подъехал, лежать бы тебе сейчас на ступеньках.
Лом замер, вытаращив глаза, пошлепал белыми губами и жалобно сказал:
— Так ведь стреляли в этого… забыл его фамилию…
— Кому он нужен? — изумилась Танька. — Стреляли в Ладку, и если бы ты не подъехал, и она к тебе неожиданно не кинулась… в общем, мне надо что-то выпить…
— Зачем в Ладку стрелять? — пугаясь все больше и больше, спросил Лом.
— Затем… Ох, Генка, есть у тебя враг, до твоего горла дотянуться не может, так решил напакостить и подойти с другого бока…
За пять минут с Ломом произошли разительные перемены. Могучая грудь заходила ходуном, челюсти сжались, а глаза полыхнули таким гневом, что мы разом поежились. Чувствовалось, что муженек готов перестрелять весь город, лишь бы зацепить одного, пока неведомого врага. Пока Лом сжимал челюсти, мы озабоченно размышляли, осторожно переглядываясь. Человек, устроивший столь неудачное покушение, стоял к нам чрезвычайно близко и дураком не был. Об истинном положении дел он был прекрасно осведомлен и иллюзий в отношении Лома не питал, точно зная, кто в действительности стоит за его спиной. Сам по себе муженек был ему не опасен, и это тоже наводило на множество мыслей. Вышло, что синяком я Лома наградила зря.