Чего стоит Париж?
Шрифт:
Насколько мне было известно, сам Отпрыск никогда не был оперативником и все его воззрения на методы нашей работы носили характер сугубо теоретический. При этом, со свойственной ему прусской педантичностью, он требовал буквального выполнения всех тех норм и установок, которые писались для работы в сопредельных мирах такими же кабинетными светилами. Спорить было бесполезно. Они были почтенными научными корифеями, а мы – разбойниками с большой дороги, головорезами и кондотьерами, без которых хорошо бы обойтись, но увы – невозможно. Слава богу!
Правда, был грешок и у нашего «Светильника Разума». Лишенный возможности
Да что там, и ковер, на котором мы сейчас стояли, подобно парной статуе «Возвращение блудных сыновей», и стол XVII века, и портрет шефа работы Эль Греко (великий художник рисовал его с фотографии, переснятой на цветном ксероксе. То-то маэстро удивлялся необычайной технике рисунка!) – все это было боевыми трофеями нашего брата оперативника. А вон ту каминную решетку Лис лично утащил из Тюильри перед прошлым возвращением. Мы бы и в этот раз не преминули порадовать начальство какой-нибудь диковиной, не воспылай высокое руководство неизъяснимо страстным желанием видеть нас сей же час. А так – злоупотребление насилием, мошенничество, порочащее высокое звание… необоснованные действия, влекущие за собой… не говоря уже о… и об…
Спасение пришло свыше. В дверях появился Рассел, окруженный толпой разработчиков, сотрудников Отдела Материального Обеспечения, кудесников-гримеров, способных сделать героя-любовника из любого квазимодо, и наоборот.
– Вот они! – плотоядно глядя на нас, промолвил XXIII герцог Бедфордский. – Думали отсидеться! Сделайте-ка мне из этого молодца Генриха Наваррского! – Он кивнул в мою сторону мордоделам, как именовал их Лис, с той повелительной ноткой в голосе, с какой непобедимый полководец перед началом сражения приказывает своим военачальникам, указуя на стяги противника: «Принесите мне эти знамена – я хочу разглядеть их получше!»
Жертва выскользнула из цепких рук Отпрыска, но лишь затем, чтобы попасть к терзателям не более гуманным, чем наш непосредственный начальник.
В течение нескольких следующих часов я был прикован к глубокому креслу, полузадушен темной пластиковой накидкой, выжавшей из меня за время обработки галлоны нетрудового пота, покрыт черт знает чем, обмерян с ног до головы – и вообще, чувствовал себя полудохлой клячей, старательно подготавливаемой цыганским табором к продаже на ближайшей ярмарке.
– Он же моложе меня на двенадцать лет, – вяло пытался сопротивляться я, сознавая в душе, что все попытки увильнуть от столь неожиданной командировки обречены на провал.
– Ничего, – утешали меня вдохновенные демиурги, выпуская струйку из хищного вида шприца. – Сейчас мы введем вам под кожу одно средство – и оно в миг разгладит вам все морщины. Будете выглядеть восемнадцатилетним юнцом! Все девицы ваши!
– У него нос крючком! – слабо отбивался я.
– И у вас сейчас будет! – обнадеживающе донеслось в ответ.
– Не хочу!
– Волосы осветлить, – командовал кто-то за моей спиной. – Колер рыжевато-русый. Тон кожи темнее. Это у вас получилась не Гасконь, а Турень или Анжу. Что с ногтями? Отставить! Никаких ухоженных ногтей. До возвращения в Нерак с Маргаритой ничего подобного у него и в помине не было. Ногти должны быть обкусаны. Кстати, запомните: время от времени вам надлежит обкусывать ногти. Это будет означать, что вы нервничаете…
– «А еще», – раздался в моей голове насмешливый голос Лиса, наблюдавшего со стороны за моими мучениями, – «сказывают, шо король Генрих частенько страдал расстройством желудка. Так шо уж будь добр соответствовать!»
По инструкции, возвращаясь в Институт, мы должны были сдавать средства закрытой связи, но какие уж тут инструкции!
Из огня да в полымя!
Я попытался было кинуть на насмешника возмущенный взгляд, однако голова моя была тут же схвачена и немилосердно возвращена в исходное положение. «Не дергайтесь! Вы все испортите!» – Кудесник ухватил меня за переносицу и, пощупав ее, удовлетворенно крякнул: «Очень хорошо!»
Через секунду я был повязан салфеткой по самые глаза, отчего стал похож на грабителя банков времен Дикого Запада, сошедшего со страниц дешевых комиксов. Спустя полчаса я уже мог любоваться каплеобразным клювом, величественно нависавшим над верхней губой.
«Не волнуйтесь, – обнадежил меня эскулап, явно гордящийся делом своих рук, – можете мыться, сморкаться, чесаться. С носом все будет в порядке. Никто не сможет отличить, где кончается ваш собственный и начинается тот, который мы вам нарастили. Единственное что – постарайтесь, чтобы в ближайшие пару суток вас по нему не били».
– Да уж сделаю все от меня зависящее, – хмыкнул я, все еще не в силах членораздельно отвечать на речи вдохновенного творца.
Спустя некоторое время со мной было полностью покончено. Родная мать не узнала бы меня ни при свете дня, ни под прожектором, ни под увеличительным стеклом.
– М-да… – критически осмотрев получившееся, резюмировал старина Зеф, пришедший полюбоваться на останки друга детства. – Похо-ож. Определенно похож!
– Высоковат больно, – заметил один из сопровождающих Рассела разработчиков. – Бурбон, тот пониже будет.
– Предлагаешь урезать? – с самым серьезным видом повернулся к нему мой побратим. – Где будем снимать – сверху, или снизу?
– А-а-а, помнится, кто-то писал, что Генрих Наваррский, стесняясь своего роста, носил в башмаках потайные каблуки, – поспешил вмешаться я, памятуя о том, что отнюдь не все присутствующие в кабинете – британцы, и потому могут неадекватно воспринять тонкий английский юмор представителя Ее Величества. – А я носить каблуки не буду. Если уж на то пошло – могу и совсем без туфель.