Чего стоит Париж?
Шрифт:
– О чем вы, сир?! – удивленно спросил мой новоиспеченный друг, оглушенный ливнем сиятельных посулов, внезапно обрушившихся на его затуманенный поздним временем мозг.
– Жизор совсем недалеко отсюда, – быстро, но по-заговорщически тихо продолжал я. – Езжайте утром туда. Я скажу вам, как найти условный знак, и если он все еще там – все богачи Ломбардии и Сиона будут одалживать у нас деньги, чтобы свести концы с концами.
– Но о чем речь. Ваше Величество? – напрягаясь, переспросил дю Гуа.
– Вы слышали о сокровищах тамплиеров? Я знаю, где они! – провозгласил я торжественно, поднимаясь из-за стола и «в волнении» делая несколько шагов по зале.
– Сокровища? – Беранже широко открыл глаза, но лицо его все еще выглядело скорее удивленным, чем заинтересованным. – Но
– Мой друг! – Я понизил голос до полушепота. – Все обвинения, выдвинутые против тамплиеров, – вздорная ложь! Признания, вырванные под пыткой из их уст, имеют не больше веса, чем горячечный бред, ибо муки, которым их подвергали, были невыносимы. Однако, вернувшись в здравое расположение ума, они все, как один, отринули от себя грязный поклеп, возводимый на них мерзавцем, именовавшим себя папой Клементом V, и прихвостнями короля, которого я с болью в сердце вынужден числить в ряду своих пусть и дальних, но родственников. Должно быть, вам неизвестно, но суд над тамплиерами так и не смог вынести обвинительного приговора. Орден был упразднен папской буллой. «Vox clamantis»: «Учитывая дурную репутацию тамплиеров, имеющиеся против них подозрения и обвинения…» Даже этот отъявленный негодяй не решился утверждать, что то, в чем обвинялись рыцари храма, – истина! – Я сделал паузу, чтобы перевести дыхание и оценить воздействие произносимых слов на собеседника, как ни крути, изрядно утомленного событиями сегодняшнего дня и теперь, после сытной трапезы, желающего более спать, чем вести серьезные беседы.
Начальный его запал уже исчез, и хотя мое повествование о несметных сокровищах немного взбодрило дю Гуа, веки его вновь непроизвольно клонились все ниже, напоминая о позднем, вернее, уже почти раннем часе и необходимости отдать положенную дань сну. Что ж, я не возражал, чтобы мое дальнейшее повествование воспринималось мсье Луи как сказка, рассказанная на ночь. Я начал повествование мерным, уверенным голосом, проникающим в сознание даже сквозь дремоту, лишь бы в голове отложилось мерцающее золотым блеском зерно, которое при надлежащем уходе могло дать необходимые всходы. Стало быть, от терзаний оболганных и замученных рыцарей храма пора было переходить к их сокровищам, стоимость которых многократно превышала возможности королевской казны.
– Я еще раз утверждаю, Луи, обвинения, выдвинутые против тамплиеров, – грязная ложь. Однако то, в чем их не обвиняли, то, о чем не упоминали ни инквизиторы, ни королевские судьи, – было правдой. Прошло бы еще совсем немного времени, и вся Европа, от холодных вод Северного моря до теплых Средиземного, представляла бы собой огромную единую империю, руководимую Великим Магистром бедных братьев Ордена Сионского Храма. По землям Франции, Кастилии, Арагона и других королевств в те дни уже можно было путешествовать из конца в конец, ни разу не ступив ногой на землю, не принадлежащую Ордену. Богатства его были огромны – до сотни миллионов ливров в год. Конечно, они очень много строили, покупали все новые земельные владения, спускали на воду корабли. Но не стоит забывать, что все это, в свою очередь, приносило им новые прибыли, огромные прибыли. Ведь владения Ордена не облагались никакими пошлинами. Все это несметное богатство оседало в неприступных командорствах тамплиеров.
Каждое командорство в большей или меньшей степени служило банковской конторой.
Упоминание о банковских конторах поневоле заставило дю Гуа отогнать дремоту и начать вслушиваться в мои слова. Как и у большинства вельмож высокого ранга, его долги давно уже перевалили за сотню тысяч ливров, а придворная жизнь, подобно иссушенной солнцем почве, требовала все новых и новых золотых ливней. И вот теперь, когда тучи вожделенного металла начали сгущаться на горизонте, неуемная жажда, к моей радости, заставляла алчного фаворита забыть обо всем на свете.
– Незадолго до ареста последний из Великих Магистров Ордена, Жан Моле, ссудил Филиппу Красивому полмиллиона ливров, не слишком обременив орденскую казну таким займом. А это был не первый долг короля. Отдавать их венценосному фальшивомонетчику
На пару с другим разбойником, папой Клементом V, незадолго до того посаженным им на престол наместника святого Петра, он состряпал предательский указ об аресте тамплиеров и изъятии их сокровищ. Его собственный хранитель печати, архиепископ Нарбонна, Жиль Эслен отказался скреплять этот ордонанс священным символом королевской власти, за что и был смещен.
От него-то о гнусном заговоре стало известно Моле. Вначале тот не мог поверить в такое вероломство. Тамплиеры всегда поддерживали Филиппа IV. Но вскоре из различных командорств в Париж стали приходить списки с указа, разосланного королем во все владения Франции. Вскрывать двойной пакет, в котором хранился сей проклятый пергамент, было запрещено до указанного часа, но власть короны бессильна там, где нет почтения к монарху. Незадолго перед началом арестов большая часть сокровищ покинула Тампль, а кассы командорств были спрятаны в заранее подготовленные тайники. В чем-чем, а в этом деле тамплиеры не знали себе равных.
Добыча не оправдала чаяний вероломного короля. Немного позже он жаловался, что только его собственные вклады в орденскую казну уменьшились на сто пятьдесят тысяч ливров. Вожделенные богатства исчезли. Большую часть их так и не удалось отыскать, вдохновенно вещал я, сам до конца не зная, говорю ли я правду или же слова, точно льющиеся рекой из недр моего сознания, – лишь плод моего воображения. Что ж, если в результате моих ночных сказок дю Гуа отправится разыскивать пропавшие сокровища, у меня появится реальный шанс проверить истинность этих слов.
– Что было дальше, вам, должно быть, отчасти известно. Пытки, казни, ссоры государей и Клемента V из-за владений Ордена… Но так было далеко не везде и не всегда. Во многих местах тамплиеры были полностью оправданы и влились в другие рыцарские ордена. В иных же, хотя под давлением папской власти они арестовывались, обхождение с ними было весьма гуманное.
Тогда-то и попадает в поле нашего зрения приор Ма-Дью и Русильона, заместитель командора Арагона Рамон де Са-Гуардия. Отказавшись признать выдвинутые против Ордена обвинения, он и множество иных рыцарей заперлись в своих крепостях, откуда послали воззвание папе, где перечисляли великие заслуги храмовников перед Церковью и христианским миром. Это не возымело действия. Осада арагонского Миравета, где находился Са-Гуардия, продолжалась без малого год. Когда же крепость была взята и сам приор захвачен в плен, его вытребовал к себе король Майорки Хайме I, которому принадлежали Русильон, Ма-Дью и Монпелье. Государь Арагона с радостью уступил неукротимого рыцаря своему собрату. С тех тор Са-Гуардия жил в замке Ма-Дью, залечивая раны и не выезжая за крепостные стены. Ему был назначен пансион в триста пятьдесят ливров и дано церковное прощение. Оставшиеся без единого руководства тамплиеры, во множестве скитавшиеся по Европе, видели в герое Миравета своего нового вождя, но такая роль, должно быть, оказалась чрезмерной для этого отважного воина.
Однако, так или иначе, у Са-Гуардия оказались шифрованные записки из различных командорств, в которых скрыто местоположение тайников с орденской казной. Умирая, он передал их одному из двадцати четырех рыцарей, живших в Ма-Дью вместе с ним. Тот – следующему. Вплоть до последнего – Ги де Беранже, владельца замка Колль, что близ Бурбонэ.
– Мой родич?! – почти прошептал Луи.
– Вполне возможно, друг мой. Вполне возможно, – кивнул я. – И в этом, несомненно, перст судьбы. Записки эти, забытые всеми, долго хранились в замке Колль, где в 1350 году умер Ги де Беранже. Позже владение это много раз переходило из рук в руки, пока не было куплено моим отцом. Там я их и нашел. Кое-что, надеюсь, мне удалось расшифровать…