Чехарда
Шрифт:
Мы с мамой оглянулись — и увидели строгую женщину, с очень правильными, как сказала мама, чертами лица. Я представил себе эти черты в тяжелой музейной раме с дощечкой внизу: «Она когда-то была красавицей».
Есть лица, которые совсем не напоминают о своем прошлом. А это все время напоминало…
— Не пора ли нам начинать? — спросила женщина.
И я сразу понял, что она тоже дирижирует — всем хором или одним только Виктором Макаровичем. Точно я в первый момент определить не сумел.
Почувствовав это, Виктор
— Наш аккомпаниатор и дирижер — Маргарита Васильевна.
— Второй дирижер, — пояснила она. Словно хотела сказать: «Не нужно преувеличивать мои звания, потому что не в званиях дело!»
— А вот Миша хочет записаться в наш хор, — сказал Виктор Макарович.
В отличие от него Маргарита Васильевна не воскликнула, что это прекрасно. Она удивленно спросила:
— Сейчас?! В часы репетиций?
— Но ведь нам же нетрудно его послушать? Остальные пусть еще отдохнут.
— Ну, если вы так считаете…
Маргарита Васильевна повернулась и пошла к Малому залу. Виктор Макарович догнал ее и стал на ходу не то извиняться, не то что-то доказывать. При этом он тайком, у нее за спиной, несколько раз махнул нам: дескать, не отставайте!
Мы вошли в Малый зал.
— Возьми себя в руки, — шепнула мама. И мне показалось, что я потерял голос.
Маргарита Васильевна села за рояль, который блестел как черное зеркало. В его крышке я увидел свое лицо и лицо Виктора Макаровича. Мама стояла чуть-чуть в стороне, подчеркивая этим, что она меня только сопровождает.
Я подумал, что рояль в таком блестящем порядке потому, что за ним следит Маргарита Васильевна, у которой все было в порядке: и руки, и платье, и волосы.
— Значит, ты у нас — Миша? — сказал Виктор Макарович.
— Миша Кутусов.
— Прекрасно! Почти Кутузов!…
Я и сам не раз думал, что фамилия наша когда-то была Кутузовы, но папа или какой-нибудь его предок (такой же, как он!) из скромности изменил пятую букву.
— Спой что-нибудь, Миша, — предложил Виктор Макарович.
Мама еще дома предупредила, что я должен буду повторять за руководителем хора разные музыкальные фразы. Но он попросил меня спеть.
— Он у нас так часто поет! — сообщила мама. Хотя в действительности у нас дома пела только она.
— А что ты любишь петь больше всего? — спросил Виктор Макарович.
— Больше всего? — повторила мама. — Из классики? Или из современного? Он поет и то и другое.
Накануне мы отрепетировали любимую мамину песню «Аист» и песенку мальчиков из «Пиковой дамы».
— Спой что-нибудь из Чайковского, — предложила мне мама таким тоном, словно мне ничего не стоило спеть что-нибудь и из Шуберта, и из Мусоргского, и из Римского-Корсакова. — Ну, вот хотя бы из «Пиковой дамы»! Песенку мальчиков…
Маргарита Васильевна, казалось, только и ждала этой фразы: она сразу ударила по клавишам. Я запел… И тут же остановился.
— Лучше
Маргарита Васильевна, не дав мне опомниться, сразу же заиграла. У меня хватило духу на первый куплет.
— Может быть, лучше без аккомпанемента? — точно извиняясь перед Маргаритой Васильевной, предложил дирижер хора.
— Как вам будет угодно, — сказала она.
Я понял, что без аккомпанемента мой голос будет совсем уж беззащитным и одиноким. Со страху я громко, будто конферансье, объявил:
— Визе! Детская песенка из оперы «Кармен»! Мы разучивали ее на уроке пения в школе.
— Правильно! — воскликнул Виктор Макарович. — Оперу «Кармен» написал Жорж Визе. — И, обратившись к Маргарите Васильевне, добавил: — Он любит музыку!
Она негромко хлопнула крышкой рояля: поставила точку.
— Мы с вами никогда не обманываем детей, Виктор Макарович. У мальчика нет ни слуха, ни голоса. Ни чувства ритма!
«Весь в отца!» — сказал я себе.
Повернувшись к маме, Маргарита Васильевна повторила:
— Ни голоса и ни слуха! Но от этого не умирают. Мама взяла меня под руку и гордо выпрямилась.
— Не волнуйтесь, пожалуйста, — поспешил успокоить ее Виктор Макарович. — Голос у него, безусловно, есть…
— Голос и слух есть у каждого человека. Кроме, конечно, глухонемых! — объяснила Маргарита Васильевна.
Мама опять выпрямилась.
Виктор Макарович остановил ее: кажется, ему не хотелось со мной расставаться.
— А ну-ка, произнеси еще раз: «Визе!» И так далее…
Я произнес.
Виктор Макарович победоносно взглянул на свою помощницу:
— Слыхали?! А вы говорите: «Нет голоса». Нам ведь нужен ведущий программу — мальчик с открытым и приятным лицом!
Мама застегнула мою куртку на все пуговицы.
— Вы согласны, чтобы он стал ведущим? — спросил Виктор Макарович.
— Ведущим? Согласна, — ответила мама.
Сама она на следующий день записалась в литературный кружок, поскольку в тот период сочиняла стихи.
2
По профессии мама бухгалтер. И не простой бухгалтер, а главный! Слово «бухгалтер» маме не нравится, и она называет себя «финансистом».
— Мама — талантливый финансист! — говорит папа.
Очень давно, еще до моего появления на свет, кто-то сказал о маме: «Финансы поют романсы». Мы переезжали с места на место, и это длинное прозвище загадочным образом следовало за нами. Словно кто-то сообщал о нем по радио или по телефону.
— Ты понимаешь, — объяснил мне отец, — мама талантлива во всем, за что бы она ни бралась. Абсолютно во всем! Это — одаренная натура. Такие натуры типичны для Руси… Ну, вспомни хотя бы Шаляпина или Бородина. Один по воскресеньям сочинял музыку, а другой между делом великолепно рисовал. Для них это тоже было как бы самодеятельностью!