Чехов. Книга 2
Шрифт:
— Барбарис и изюм, — пояснила она мне и робко улыбнулась. — Мой муж покойный очень уважал чаевничать. И научил меня заваривать знатный…
Женщина на мгновенье запнулась.
— Давно его не стало? — спросил я глухо.
— Почитай десять годков. Но жили мы хорошо. И потому я часто его вспоминаю добрым словом. Ой, — спохватилась Зинаида, — что ж я вам мешаю трапезничать. Вы ж сказали, что проголодались.
— Составьте мне компанию, — предложил я.
— Только если чай, — потупилась женщина. — У меня аппетита нет, когда я нервничаю.
— Значит, можете рассказать, чем я вам помогу. Если вас не смущает, что я буду… трапезничать.
— Как скажете, Павел Филиппович, — женщина села на стул и сложила на коленях руки. — Я много лет кухаркой работаю в едальне при мануфактуре. Работникам готовлю. Иногда и подавать приходится, когда разносчики не выходят на смену. Не так давно у нас сокращения начались. Поговаривали, что уволят только новых работников. Но куда там, — женщина вздохнула и покачала головой. — Приехали новые хозяева. Ходили такие важные и решали, какие цеха будут сдавать в аренду, а которые пустят под склады.
Я кивнул, понимая, что при этом испытывали сотрудники.
— А потом началось, — Зинаида заерзала на стуле. — То поймали заведующего закройного отдела с ворованной ватой. То начальника цеха готовой одежды с мешком пуговиц.
— Считаете это странным? — нахмурился я.
— На кой Проньке эта вата? Да и ваты у них отродясь не водилось. Да и Леньке пуговицы эти даром были не нужны.
— Думаете, что их подставляют? — предположил я.
— Конечно, ваша светлость, — женщина поднялась и наполнила одну из чашек чаем. А мне подвинула корзинку с хлебом. — Ведь при сокращении положено платить компенсацию. Но всем, кого поймали на чем-то недостойном, предложили написать заявление на увольнение по собственному желанию. При таком-то раскладе ни о какой компенсации и речь не идет.
— И многих уволить успели?
— С десяток самых видных, — вздохнула Зинаида. — А других по-тихому попросили.
— А что профсоюз?
— Профсоюз тут бессилен. Так нам и сказали: раз сами написали заявление по собственному, то и претензий никаких к нанимателю нет. А как нет? — гостья возмущенно стукнула кулачком по столу. — Понятно же, что так всех и выкинут на улицу. И плевать им, что мы эту мануфактуру за свой дом считали и работали честно столько лет. Вчера несколько работников с красильного цеха просто молча ушли, сдав пропуска. И никто не знает, как их сподобились подставить.
— Считаете, что подставили? — насторожился я.
— У каждого из них семьи. Кто б в своем уме ушел просто так. Да и утром один из работников вернулся хмельным и кричал у ворот, что найдет управу на мошенников. Дружинники вышли и накостыляли дуралею, а потом отвели к остановке трамвайной.
— Ясно, — я задумчиво пережевывал запеканку. — Значит, избавляются от работников, вынуждают увольняться по своему желанию, чтобы не выплачивать деньги за сокращение штата.
— Вот и вы все поняли, господин Чехов, — воскликнула женщина, не заметив, видимо, что сама мне все это рассказала.
— Вот, возьмите, — я протянул ей блокнот и карандаш. — Запишите название мануфактуры, имена всех уволенных, кого помните, свои данные…
Женщина заметно занервничала, но взяла блокнот.
— Павел Филиппович, не губите, но прошу вас понять меня правильно. Я к вам пришла неофициально именно потому, что не хочу огласки. Если узнают, что я обратилась к адвокату, который помогает простолюдинам, то со свету сживут.
— Не переживайте, — успокоил я гостью. — Я не стану говорить о вас. И если замечу на территории мануфактуры, то сделаю вид, что не встречал прежде.
— Спасибо, — с облегчением выдохнула женщина.
— Но мне нужна информация для того, чтобы знать, с чего начать. Как я понял, помощь надобна не только вам, но и тем, кого уже успели выгнать.
— Правду про вас говорят, — пробормотала женщина и украдкой смахнула с щеки слезинку.
— Про некромантов хорошего не говорят, — заметил я осторожно.
— А вы другой, — вдруг заупрямилась Зинаида. — Слухи ходят, что адвокат Чехов простого человека уважаете и не позволяете работяг обижать.
Я покосился на Любовь Федоровну, которая сидела на подоконнике и делала вид, что не подслушивает разговор. Уверен, в этих самых таинственных «слухах» есть заслуга Виноградовой. Не могли же так быстро узнать обо мне только после дела в порту и в Васильевской лавке. Остальные мелкие ситуации я даже в расчет не брал.
— Вот, — женщина протянула мне листок, густо исписанный круглыми буковками. — Я и с другой стороны написала.
— Отлично, — я вложил страницу в блокнот и сунул тот в карман. — Значит, буду разбираться.
— Только вот какая оказия, — женщина покраснела и закусила губу. — Мне ведь платить вам нечем, ваша светлость. Я вдова и денег полученных по потере кормильца хватило только на учебу дочки.
— Началось, — вздохнула Любовь Федоровна.
— Но я могу вам предложить свои услуги. Я готова приносить вам свою домашнюю готовку каждое утро хоть цельный год.
— Дожились. За еду работать предлагают адвокату, аристократу, некроманту…
Я осмотрел стол, который казался поистине царским. Отметил супницу с густой похлебкой, остатки запеканки, салат нарезанный тонкой соломкой с домашним соусом и кусочки золотистого картофеля обсыпанные ароматными специями, обложенные ломтиками телятины.
— Уточните, какой у вас оклад на мануфактуре?
— Тридцать пять, вместе с доплатой за выслугу лет, — едва слышно сказала женщина. — Если вы дадите рассрочку, то я готова платить каждый месяц…
— У меня к вам странное предложение, которое может устроить всех, — я утер рот салфеткой. — С мануфактуры вас все равно скорее всего уволят. Хотя я сделаю все, чтобы вам выплатили компенсацию.
— Спасибо.
— Но мое предложение заключается в другом. Я ищу в дом кухарку и домоправительницу. Мы живем тут вдвоем с помощником. И по будням к нам приходит секретарша. Нам нужна порядочная, умная и не болтливая женщина, которая не станет удивляться некоторым странностям в доме, — я многозначительно посмотрел на шкафчик в углу кухни.