Чехов
Шрифт:
— Если, конечно, это заседание состоится, — продолжил я. — Потому что я нашел свидетеля, который может подтвердить, что Гордей провел с ней всю ночь. Не отлучаясь.
Лицо Дмитрия стало совсем уж кислым.
— И сейчас она даст показания под присягой, — продолжил я и обернулся к Оксане:
— Ты ведь расскажешь, где Гордей провел ночь после посиделок в игорном доме, правда?
— Да, — проскрипела девочка.
— Ну, я тоже нашел нескольких свидетелей, — произнес Иванов, но голос его прозвучал очень уж неуверенно.
Я кивнул:
— Это прекрасно. И пока вы ведёте допрос, я хотел бы ознакомиться с показаниями. Согласно статьи уложения о защите. Потому что через корреспонденцию я ничего не получал.
Жандарм кисло кивнул. Отпер сейф и достал папку с делом. Небрежно кинул ее на край стола:
— Присаживайтесь, мастер Чехов. Знакомьтесь.
Я прошел к столу, сел в кресло. Девушка же так и осталась стоять.
— И вы присаживайтесь…
— Оксана, скажи мастеру Иванову как тебя зовут, — Не оборачиваясь произнес я, открывая папку с делом. — Присядь и отвечай на вопросы мастера. И говори правду.
Девушка прошла к столу, села в кресло и уставилась на Дмитрия пустыми, холодными глазами. Прохрипела:
— Спрашивайте, мастер Иванов.
И от этого парню явно стало не по себе. Он поспешно отвёл взгляд и начал допрос:
— Фамилия, имя. Носишь ли отчество.
— Тихонова Оксана. Простолюдинка.
— Год рождения…
Я же нашел показания свидетелей, достал из папки блокнот и приступил к чтению, занося в записную книжку некоторые спорные, с моей точки зрения, моменты.
К чести жандарма, он пытался сбить Оксану с толку. Задавал вопросы с подвохом, например, переформулировал одни и те же вопросы и произносил их снова, или просил повторить все в обратном порядке, часто напоминая про каторгу за лжесвидетельство. И я впервые порадовался, что девочка была неживой. Живой мог бы заволноваться. Или испугаться. И начать путаться. Мертвецу же было плевать на каторжный срок. Да и волнения она не испытывала. Поэтому отвечала на вопросы четко и уверенно, ни разу не сбившись. И через двадцать минут жандарм сдался и отправил готовый документ на печать. Оксана поставила на распечатанном протоколе корявую подпись и снова молча вперилась взглядом в Иванова. Я же закрыл папку, откинулся на спинку кресла, и скрестив руки на груди, произнес:
— Ну вот. Свидетель не путается, говорит по порядку, что и как было. А вот ваши трое… слабо, мастер Иванов. Судя по их словам, они видели трёх разных людей. И ни один из них даже близко не похож на Гордея.
На лице жандарма проступили красные пятна. Он стиснул зубы и шумно выдохнул через нос. Но я добавил:
— Я не говорю, что они врут. Просто при стрессовой ситуации человек плохо запоминает особые приметы. Как-то раз, преподаватель по допросному делу поставил над нашей группой эксперимент. Во время занятий в аудиторию ворвались люди без масок и вывели несколько человек из группы. А преподаватель попросил описать нападавших. И у всех вышли разные портреты. Поэтому свидетели и отнесены к косвенным доказательствам по процессуальному уложению. В отличии от отпечатков на орудии убийства или признания. И конкретно ваши свидетели посыпятся при первом перекрестном допросе. А прямых улик, мастер Иванов, у вас нет. Так что…
— Пока Гордей сидит в изоляторе… — начал было Дмитрий, но я его перебил:
— Я уверен, что при оформлении подзащитного в изолятор, охранный отдел допустил множество нарушений. Что делает задержание в изоляторе незаконным. Но даже без этого момента, с новыми обстоятельствами прокуратура вернёт вам дело на доследование. И Гордея все равно придется выпускать. А заодно платить большой штраф за удержание в остроге безвинного. Дело с вашим именем попадет в прессу, мой подзащитный с моей помощью подаст иск на компенсацию морального вреда и история примет скверный оборот. А сейчас у вас есть возможность обойтись простыми извинениями перед задержанным и все.
Иванов застыл, словно восковая кукла, переваривая мою речь. По виду жандарма было понятно, что он не хочет верить в сказанное. Поэтому я спокойно сидел и ждал, пока до него дойдет смысл моих слов. И наконец Дмитрий вздохнул. Он отошел к окну и нервно провел по волосам пятерней. Тень в углу его комнаты сгустилась и мне показалось, что я смог рассмотреть злобное лицо призрака. Тот подмигнул мне и истаял.
— Боюсь, вы правы, мастер Чехов. Вновь открывшиеся обстоятельства говорят о том, что мы допустили ошибку.
— Кто из нас без греха? — развел руками я.
От этого вопроса Дмитрий содрогнулся и бросил на меня непроницаемый, потемневший от ярости взгляд. Однако стоило признать, что он повел себя достойно. Он удержался от грубого ответа и вернулся за стол.
Иванов набрал бланк протокола об освобождении, распечатал его, протянул мне. И я быстро поставил подпись. Жандарм же снял трубку стоявшего на столе телефона и набрал номер:
— Алло, это жандарм Дмитрий Иванов говорит. Выпускайте Гордея Перова… Совсем выпускайте. Из острога, мать вашу, как еще? — его голос задрожал от напряжения. — Да, я знаю, что он в изоляторе. Вы что? Плохо меня понимаете? В изоляторе сидит невиновный… Да, факт. Да, подписал. Да, скоро привезу. Под мою ответственность. Все.
Он опустил трубку на рычаги, сложил на столе руки, сцепил ладони в замок:
— Мы приносим свои искренние извинения, мастер Чехов, — заговорил он.
И в этот момент, сидевшая неподвижно Оксана вдруг начала сползать с кресла. На губах девушки выступила пена, а глаза принялась затягивать поволока.
— Что это с ней? — забеспокоился жандарм.
Я обернулся к Оксане, внимательно ее осмотрел и ответил:
— А, не переживайте. Она умерла. Но могу вас заверить, ваша организация не имеет к этой смерти никакого отношения.
Иванов застыл, непонимающе глядя на меня. А лицо жандарма принялось быстро бледнеть. И я продолжил.
— Вернее, она была мертва до того момента, как пришла сюда. Суицид. Вернее, несчастный случай. Переборщила с таблетками. Уверен, она состоит на учёте у жрецов-профилакторов. Но все, что она говорила — чистая правда.
— Вы… привели на допрос мертвеца? — заикаясь, уточнил жандарм, и я кивнул.
— Именно. В процессуальном уложении нет ни слова о том, что мертвый не может быть свидетелем. Там есть про жрецов, сотрудников дома скудоумия и психологов, близкой родни. А про мертвецов — ничего. А если ничего, то…