Чекисты рассказывают. Книга 4-я
Шрифт:
— Да, да… Но… видите стальной шлем у меня в петлице? Я фронтовик, два раза ранен. Это имеет большое значение.
— Но не настолько большое, чтобы вы осмелились дать мне маленький совет?
Господин Рубинштейн отставил подальше от себя дымящуюся сигару и заговорил сердито:
— Такие штучки еще действовали на меня, когда я торговал средством для увеличения бюста, а хотел торговать машинками для стрижки травы на газонах. Поэтому не затрудняйтесь. — Он победительно посмотрел на Гая и продолжал: — На той неделе гестаповцы забрали у нас весь архив. Теперь
Гай внял совету Рубинштейна «не затрудняться».
— А не можете вы взять это дело хотя бы на час?
— Решительно нет. Кто меня тогда будет спасать? Шлем в петлице?.. Но прежде всего, я — честный человек.
— О, разумеется!
Глядя в сторону, Рубинштейн сказал ворчливо:
— Если бы вы имели гестаповский жетон… Но такие жетоны стоят дорого, очень дорого, господин Манинг…
— Такова жизнь: все хорошее всегда стоит дорого…
Гай достал из кармана бумажник.
— Нет, нет, не здесь, — спокойно осадил его Рубинштейн.
В тот же день Гай осуществил еще два важных дела.
В главной городской больнице, учрежденной, вероятно, еще во времена Фридриха Великого и носящей с тех пор французское название «Шарите», он договорился о практике — администрация ничего не имела против того, чтобы голландец изучал больничный бюджет и доискивался, каким образом можно при минимальном кредите добиваться максимальных лечебных результатов.
Потом он снял помещение для своей конторы и квартиры. Состоятельному дельцу полагалось это сделать.
Красных бумажек с черными буквами «Zu mieten» — «Сдается» на окнах и парадных дверях было много на всех улицах, по которым он ходил. Ему приглянулись две комнаты во втором этаже облицованного гранитом старого дома на Уландштрассе. Одна комната служила спальней, в другой стоял письменный стол, два мягких стула и книжный шкаф. Ему большего и не требовалось. Телефон имелся.
Хозяйке, очень вежливой немке лет пятидесяти пяти, прилично говорившей по-английски, он объяснил, что сидеть в своей конторе с утра до ночи не собирается и вообще жить по расписанию не умеет. Она была тем более довольна, что плату он отдал за три месяца вперед.
Модную машину последнего выпуска — шоколадный «хорьх» — он взял напрокат и сразу заплатил за год.
Блокварт Литке, когда Гай при встрече мимоходом обмолвился, что нашел постоянную квартиру, тоже остался доволен — меньше ответственности.
…Через две недели Рубинштейн передал Гаю жетон гестапо. За это время Ганс купил эсэсовское обмундирование, Альдона подогнала форму по его фигуре. Для Гая были куплены сапоги и черное кожаное пальто, в каких ходило эсэсовское начальство.
Поздним весенним вечером из темного подъезда большого углового дома на Фридрихштрассе вышла, дымя дешевой сигаретой, Альдона. Вскоре ее обогнал Гай с портфелем в руках и в сопровождении эсэсовца с лакированной кобурой на поясе. Они подошли к запертой двери, ведущей в подвал, и Гай крикнул в слуховую трубку возникшему за зеркальным дверным стеклом старенькому вахтеру:
— Гестапо. Отворите! — и показал жетон.
Старичок в сером мундире и в форменной фуражке отпер дверь.
— Где здесь подвал с делами фирмы Шиммельпфенг?
— Пожалуйте сюда, господин начальник, вниз по лестнице, потом направо. Дверь не заперта, я проверял там подачу света и воды.
Гай повернулся к Гансу.
— Никого не пускать…
Тот щелкнул каблуками.
Альдона перешла на другую сторону улицы и фланировала напротив.
Гай спустился вниз.
Ряды железных полок и сложенные на них папки. Вот литера «Л». Двенадцатое дело с надписью: «Лифшиц Иосиф. Немецкие текстильные фабрики. Хемниц». Он раскрыл папку.
Между тем из ближайшего полицейского участка к подвалу спешил дородный вахмистр.
— У нас сигнал! — набросился он на старичка вахтера, прохлаждавшегося на улице, — Ты кому отпер дверь?
Старичок кивнул на стоявшего в дверях эсэсовца.
— Не видишь? Ищут какие-то документы в архиве.
Вахмистр сразу успокоился:
— Надо было тебе сигнализацию отключить…
— Да не успел за ним! Быстро летает…
Тут из подвала поднялся Гай с портфелем в руке. Вахмистр козырнул ему.
— Вы что? — спросил Гай. — Это мой участок…
— Все в порядке, вахмистр…
Примерно через час хозяин парикмахерской Шнейдер с книгой в руках вышел во двор подышать воздухом и оставил дверь черного хода незапертой. Туда вскоре скользнули две темные фигуры. Не зажигая света, они прошли через кухню в чулан, заперли дверь и зажгли тоненькую свечу. Сели на пустые бочки, склонились над папкой.
— Я уже просмотрел, Фриц, — сказал Гай. — Не будем терять время на пустяки. Покажу главное. Вот Раушбергер.
Гай поднес свечу ближе. С фотографии смотрело грубое волевое лицо с жесткой складкой у опущенных углов рта.
— А вот его молодая жена…
На фотографии была изображена хорошенькая молодая брюнетка, почти девочка. Гай засмеялся.
— Что тебя так обрадовало? — спросил Фриц.
— Раушбергер говорит по-итальянски и до гитлеровского переворота представлял фирму Лифшица в Риме. По документам папки, то есть по секретным свидетельствам служащих канцелярии фирмы, Раушбергер давно сватался к Фьорелле Мональди. Но брак дочери с немолодым немецким коммерсантом не соблазнял проконсула [5] итальянской фашистской милиции, и он отказал Раушбергеру. Однако после того, как этот соискатель захватил фабрики и стал штандартенфюрером СС, положение изменилось, и маленькая Фьорелла стала почтенной фрау Раушбергер.
5
Подполковника.