Чекисты рассказывают...
Шрифт:
— Горевала. Я любила его. А потом обозлилась на всех. За что? Пока мама не вернулась, пока всю правду не установили. Пока ей орден не дали. Тот, к которому еще на войне представили...
— А сейчас тоже злишься?
— Иногда, когда вспомню. Или начнет кто-нибудь рану бередить. Ольга иногда меня допытывать начинает: почему я так поздно учиться пошла? Что ей сказать?
Разговор зашел об Ольге.
— Артистка. Неискренняя. Не люблю таких. На лице — любезность, добрая улыбка. А на душе...
—
— Не знаю. Тянется она к нашему дому. И мамина подруга просит — приголубьте. Вот и голубим. А она фальшивая. К ней муж приезжал, и я случайно их разговор услышала. Все наше, советское, ей не по душе. Я поспешила подать голос, и они оба растерялись, смутились, покраснели, что-то лепетали. А потом Ольга вдруг ни с того ни с сего стала рассказывать, как это здорово, что у нас бесплатно лечат. Хотела я ее тогда, что называется, отхлестать, да раздумала. Неудобно. Может, раздражена чем-то была или обидел кто-нибудь. А в институте о ней говорят — душа общества, друг советской молодежи. Вот и разберись...
Так, разговаривая о том о сем, они дошли до Марининого дома. Было уже далеко за полночь, и обеспокоенная Анна Михайловна поджидала дочку у подъезда.
— Полуночники вы. Разве так можно. Позвонили бы. Кстати, тебя, Мариночка, весь вечер по телефону спрашивал кто-то. И в одиннадцать звонил. Извинился. Говорит, очень ты ему нужна.
— Кто это?
— Не назвался. Бархатистый голос.
— Странно. Завтра позвонит. Кто ищет, тот найдет. Да, Коля, не забудь, завтра у Ольги в институте вечер. Вся наша компания собирается. Придешь?
— Обязательно.
Студенческий джаз играл нечто такое, что в одинаковой мере устраивало любителей твиста и танго. Бахарев подошел к Марине и галантно раскланялся: «Разрешите пригласить». Какие-то неведомые течения оттеснили их в угол зала, подальше от молодых парней и девушек, добросовестно работавших ногами. Марина, тряхнув золотистой копной волос, сказала:
— Ты хорошо танцуешь твист.
И, словно ободренный похвалой, Бахарев тут же задал такой темп, что у Марины заколотилось сердце. С твиста переключились на рок-н-ролл.
После танца, взяв Марину под руку, он повел ее к Ольге. Она стояла у двери в окружении о чем-то спорящих юношей и девушек.
Бахарев как-то ловко, никого не обидев, примирил спорщиков, чем сразу снискал расположение всей женской части компании. Ольга тоже поддержала Бахарева — «ох, уж эти литературные дебаты» — и неожиданно предложила:
— Друзья, имею предложить всей компанией поехать к нам, в общежитие. У Герты такие пластинки... — И она со смаком поцеловала кончики пальцев.
Герта что-то шепнула подруге на ухо и выразительно посмотрела на двух юношей, стоявших в стороне от всей компании. Бахарев перехватил Гертин взгляд и понял: мальчики ждут. Он уже был посвящен в историю отношений Ольги и Герты с двумя студентами из МВТУ — Игорем и Владиком. «Я не уверена в том, что Ольга любит Владика, — рассказывала ему Марина. — А он, кажется, совсем потерял голову...»
Ольге пришлось перестраиваться.
— Прошу прощения, дорогие друзья, но сегодня ничего не получится. Перенесем на следующую субботу... Я совсем забыла — завтра уезжает домой мой родственник, и я хочу кое-что подготовить для посылки мужу. Нужно успеть купить кофе и бутылку армянского коньяка.
— Ваш супруг большой любитель этого нектара, — вступил в разговор рыжеволосый парень в бархатной куртке.
— О, вы знаток вкусов Германа.
— Приятное воспоминание о чудесно проведенном дне.
— Какой день вы имеете в виду?
— Воскресный... Когда вы с мужем приезжали к нам домой... Нижайший поклон Герману. Кстати, он просил у меня путеводитель по Бородино. Все забываю передать вам. Завтра принесу в институт...
— Спасибо. Герман будет весьма признателен. Нам тогда все очень понравилось. Красивые места. Бородино. Голоса истории. Ну и, конечно, нектар...
— Пять звездочек. Божественный букет.
Пребывая в состоянии легкого опьянения, Жорик — Олин однокурсник и поклонник — продолжал вспоминать про тот воскресный день, когда Оля и Герман приезжали к нему в гости под Можайск. И, вероятно, юноша говорил бы еще долго, если бы его несколько резковато не прервала Ольга:
— Ну, хватит, Жорик. Довольно. Это все плюсквамперфектум. И никому не интересно. И вообще зарубите себе на носу: многословие не украшает мужчин. К тому же еще пьяненьких.
Ольга подошла к Владику, недолго о чем-то пошепталась с ним и снова вернулась к Марине.
— Мы собираемся домой. Вы с нами или остаетесь?
— Кто это «мы» и кто это «вы»?
— Мы — это Владик, Игорь, Герта и я. Вы... я имею в виду тебя и...
Она посмотрела в сторону Николая.
Бахарев с любопытством наблюдал за ссорой подруг. Что будет дальше, на чем порешат? Но решать предложили ему.
— Коля, ты решай.
— Как прикажет моя повелительница. Ее слово — для меня закон, — и, улыбнувшись, церемонно склонился перед Мариной.
— Повелительнице угодно покинуть этот дворец, — и Марина жеманно подала Бахареву руку.
Шли молча. Разговор не клеился. Николай попытался было восстановить дружескую атмосферу, стал рассказывать какую-то забавную историю, потом сел на любимого конька — читал стихи. Но никто не поддержал его.
И тогда Николай предпринял последнюю попытку.
— Хватит! Игра в молчанку отменяется...
— Мы слушаем вас, — откликнулась Ольга. — Вы имеете что-нибудь предложить?