Человеческая гавань
Шрифт:
Йохан посмотрел на него скептически:
— Как это — волшебник?
— Люди приходят смотреть на всякие волшебства, которые я делаю.
— По — настоящему?
— Ну… как тебе сказать? Это фокусы, конечно.
— Я понимаю. Так ты фокусник?
Симон улыбнулся:
— Пусть фокусник.
Йохан ничего не ответил. Затем он воскликнул:
— Я думал, что ты один из этих скучных типов.
Анна — Грета хлопнула ладонью по столу:
— Йохан! Нельзя так разговаривать!
Симон поднялся из — за стола:
— Так и есть. Я один из этих скучных типов.
Он посмотрел на Йохана несколько секунд, и оба поняли, что теперь стали друзьями.
В начале июля Симон вместе с Маритой перебрался на остров. Ей понравился и дом, и остров, пять дней все шло хорошо, но на шестой Марита заявила, что ей непременно надо в Стокгольм.
— Мы только приехали, — сказал Симон растерянно, — постарайся расслабиться и отдохнуть. Тут ведь так хорошо, ты только посмотри!
— Я отдохнула. Здесь замечательно. Я скоро с ума сойду, как тут замечательно! Знаешь, что я вчера делала? Смотрела на небо и молила Бога, чтобы хоть что — то произошло, хоть бы самолет пролетел, что ли. Я так больше не могу, ты слышишь? Не могу так больше, и все. Я вернусь завтра.
Она не вернулась назавтра, она вернулась только через три дня. Под глазами у нее были темные круги, она рухнула в постель и сразу заснула.
Симон обыскал ее сумку, но ингаляторов не нашел. Он уже хотел закрыть сумку, как его пальцы наткнулись на небольшой мешочек с иголкой и баночку с белым порошком.
Стоял славный летний день, кругом было тихо, только насекомые жужжали. Пара лебедей с птенцами плавали в заливе. Симон сидел совершенно оглушенный. Он не знал, что делать.
Анна — Грета прошла мимо. Его пустой взгляд заставил ее остановиться.
— Как поживаешь? Все в порядке? — спросила она приветливо.
У Симона больше не было сил молчать или лгать. Он посмотрел Анне — Грете в глаза и глухо произнес:
— Моя жена… наркоманка.
Анна — Грета кивнула:
— На чем она сидит?
— Не знаю. Кажется, амфетамин.
Симон хотел заплакать, но взял себя в руки. К нему частенько заходил Йохан, и вряд ли Анна — Грета позволит ребенку в дальнейшем посещать дом, где употребляют наркотики. Может быть, она даже не захочет сдавать им свой дом. Симон откашлялся и продолжил:
— Но она под контролем.
Анна — Грета внимательно посмотрела на него:
— Но как же это вышло?
Симон не ответил, и она спросила:
— И что ты собираешься с ней делать?
— Не знаю. Может, спрятать ее шприц?
— Бессмысленно. Потом она все равно заставит тебя сказать, куда ты его дел. Я знаю алкоголиков, а это одно и то же. Лучше выброси в море.
Симон взглянул в сторону причала. Ему не хотелось пятнать место, где он купался каждое утро.
— Здесь? — спросил он.
Анна — Грета посмотрела на причал. Казалось, она думала то же самое.
— Нет, лучше подальше.
Она завела мотор, Симон сел в лодку, и они отчалили от берега. Симон краем глаза смотрел на нее.
Анна — Грета не была красавицей, у нее были широкие скулы. Но она была из тех женщин, которые становятся красивее с годами. Что — то в ней, несомненно, было, и Симону вспомнилось то, о чем он думал, когда попал на Думаре в первый раз.
Пять лет, десять лет, вся жизнь.
Анна — Грета заметила его взгляд, и Симон слегка покраснел. Что это он? Она никогда не показывала, что испытывает к нему какой — то интерес. А кроме того, он был женат.
Анна — Грета заглушила двигатель и кивнула на воду.
Симон, покачиваясь, встал:
— Как будто нам надо пропеть что — нибудь торжественное.
— Что, например?
— Я не знаю.
Он бросил сверток в море и сел на свое место. Анна — Грета запустила двигатель.
Симон боялся и Мариты, и за Мариту. Он не представлял, что будет теперь, когда ему все стало известно.
Жить с наркоманкой? После этого случая Марита больше не старалась скрыть свою зависимость. Она с блеском отработала программу во время гастролей китайского варьете. Затем исчезла. Симон отыскал ее. Она исчезла снова. Пропустила несколько выступлений.
И так далее и так далее.
Он позвонил Анне — Грете и пригласил ее и Йохана на свое выступление. Йохан был поражен. Зимой и весной они созванивались. Анна — Грета жила одна. Не вдаваясь в подробности, она сказала, что некоторые люди не хотят общаться с ней из — за ее деятельности. Она интересовалась успехами Симона и выслушивала его рассказы о проблемах с Маритой. Когда наступила весна, они уже не представляли себя без этих разговоров.
В телефонных беседах они оставались друзьями, и никто из них не говорил о любви. Они были совершенно разными людьми, с разными судьбами. Но они понимали друг друга и радовались друг другу. Ничего другого у них быть не могло.
А Марита? Как быть с ней?
Этого никто не знал.
Симон старался, как мог, вытащить ее из бездны пагубного пристрастия, но едва такая возможность появлялась, как Марита исчезала. До Симона доходили известия о том, как она развлекалась в ночных клубах с другими мужчинами.
Когда она обращалась к нему за помощью, он никогда не отказывал, но никаких иллюзий о нормальной семейной жизни уже не питал.
Тем не менее бросить ее он не мог. Да, он больше не любил ее, но он обещал любить ее в горе и радости и считал, что, по крайней мере, обязан о ней заботиться.
Весной Симон шел договариваться о графике выступлений на следующий сезон. В воздухе витал какой — то аромат, и Симон не мог сдержать слез. Это был запах моря, запах Думаре. Он выпрямился и начал с наслаждением вдыхать воздух.