Человеческий парадокс

Горват Алексей

– Вы сказали, что здесь все люди получают удовольствие от жизни. Не думаю, что вы правы. – она немного помедлила, выбирая подходящие слова. – Здесь, как и в любом другом городе на земле, на самом деле очень мало людей по-настоящему счастливы.

– А что для вас счастье? – Альмерх сам удивился от такого, казалось бы, примитивного вопроса, хотя он сам не знал на него ответ, и ему стало интересно послушать чужое мнение, пусть и менее интеллектуально развитого существа. В его глазах люди больше походили на домашних животных для самар, чем на равных им существ.

– Хороший вопрос. – Кристина улыбнулась и посмотрела на маленькие неровные квадратики брусчатки под ногами. – Думаю, это когда человек

стремится к своей цели. Это когда ты понимаешь, кто ты есть и что из себя представляешь. Все эти люди вокруг нас просто дрейфуют во времени. Они жалуются, что невозможно добиться значимых результатов без таланта, хотя просто ничего не делают для того, чтобы из себя по-настоящему что-то представлять. Они просто выживают. Работают там, где придется, никак не развиваясь, а продавая свое время. Ждут повышения, которое поднимет их вверх по карьерной лестнице, хотя это мало что изменит. – она посмотрела на Альмерха, чтобы понять, понимает ли ее собеседник или нет. В глазах Альмерха читался интерес, поэтому она продолжила. – Понимаете, почти все люди живут бесцельно. Я это поняла еще в девятнадцать лет, когда покинула ВУЗ и отправилась путешествовать на гроши. Я до сих пор пытаюсь себя найти, а эти люди – нет.

– Если все эти люди несчастны, – Альмерх окинул рукой людную улицу. – тогда почему они не изменят свою жизнь?

– Наверное, потому что боятся, – пожимая плечами, ответила она. – боятся перемен. Да и при том, они даже этого не понимают. У них есть амбиции, навязанные обществом и СМИ, и к этим ложным идеалам они и стремятся. Заработать больше денег, даже не понимая, зачем; большой дом, не осознавая, что он не заменит семью и душевную пустоту; высокая должность и временное величие, пока их не уберут, как заржавевшую шестеренку в этом бессмысленном рабском круговороте.

Кристина говорила так искренне, так эмоционально, что у нее прорезались слезы на глазах. Она почти ни с кем не разговаривала на эту тему, потому что знала, что ее мало кто поймет. Но сейчас, будучи уверенная в том, что никогда больше не повстречается с Альмерхом, говорила открыто и от всего сердца. Кристина презирала людей за их тупость, но в то же время любила их, даже самых жалких преступников. Она знала, что многие волочат бессмысленное существование потому, что их так этому научили. Они не знают, что можно жить иначе. Люди бегают за ложными идеалами, строят из себя умных и важных, пресмыкаются перед бумажками, позволив им покровительствовать над их мотивами и мыслями, и сами не в состоянии сгенерировать хотя бы одну собственную мысль. «Людей не учили думать, – утешала себя она, когда перед ней в очередной раз появлялся консервативный дурачок, мнивший себя всеведущим. – поэтому ими можно управлять как стадом овец. Пастуху остается только махать палкой, а эти пустые головы будут повиноваться, сами того не осознавая».

Сейчас, идя рядом с Альмерхом, который не был похож ни на одного другого мужчину или женщину, с которыми довелось ей встретиться за трехлетнее путешествие по миру, Кристина почему-то считала, что это тот человек, который способен ее понять. Но Альмерх не понимал. Он и сам всю жизнь был в рабстве ИИ и навязанных предрассудков, а новая планета ему была слишком чуждая и непривычная, хоть он и пытался проводить параллели со своим миром. Он даже не понимал, какое счастье ему было встретить по-настоящему умного человека. Он не осознавал, что такого случая может больше и не представиться.

– Ну вот, мы почти дошли, – прервала неловкое молчание Кристина. – Я вас не сильно испугала своими речами?

– Нет, что вы, – улыбнулся Альмерх. – Вы рассказали очень интересные вещи. Я обязательно над этим подумаю.

«Все-таки он не понял», – грустно заметила она.

– Спасибо, что меня проводили, – остановившись, произнес Альмерх. – Вот сюда мне надо идти? – он указал рукой на огромное течение людей, устремившихся в одном направлении к какой-то арке.

– Да, идите за ними. Отсюда даже видно площадь.

Он обнял ее, вспоминая, что так делали остальные люди разного пола, которых он заметил, пока они шли к Дворцовой площади, и пошел дальше. Кристина немного удивилась неожиданному жесту незнакомца, но не сопротивлялась. Перед тем, как он ушел, она заметила в его глазах блеск, и тяжелый, погруженный в себя взгляд, даже не обративший внимание, как страстно на него смотрела девушка. Кристина поняла: пусть он не понял того, что она сказала, но его разум чист, как у младенца, и ее слова стали поводом для размышлений.

«Он и правда чудак, – сев на лавочку, размышляла она. – Что-то в нем все-таки есть. Не все бы задумались над моими словами. Обычно люди считают, что все знают, но этот мужчина был, словно чистый лист, не запятнанный стадными мыслями общества», – ее даже немного передернуло от мысли, что обыкновенная чуткость, даже в глазах незнакомца, способна отварить даже самое скрытное сердце.

Альмерх стоял напротив величественного Зимнего дворца и его пробрало волнующее чувство разочарования. Он привык к возвышающимся до небес черно-серым зданиям из прочного сплава, и эти дома на улицах Санкт-Петербурга казались ему одновременно убогими и привлекательными. Его понятие о красоте было иным, созданным самарской культурой. Если бы Зимний дворец перенесли бы к нему в город (пришлось бы вырубить лес, чтобы освободить место на планете), его бы все считали помойкой. Оглянувшись, он увидел, как люди восхищаются этим сооружением, с сияющими глазами полными любопытства разглядывают достопримечательность и фотографируются на ее фоне. Альмерх не мог постичь красоту здешнего мира. В его голову до сих пор лезли слова Кристины, и вдруг на него накатило отчаяние, что здесь он больше походит на дикаря, чем все эти невежественные люди, которые и десятой части его знаний неспособны постичь. То, что говорила ему девушка, было глубже, чем просто сухие факты. Она не просто знала, что говорит, а понимала эти истины.

«У них есть амбиции, навязанные обществом и СМИ, и к этим ложным идеалам они и стремятся. Заработать больше денег, даже не понимая, зачем; большой дом, не осознавая, что он не заменит семью и душевную пустоту; высокая должность и временное величие, пока их не уберут, как заржавевшую шестеренку в этом бессмысленном рабском круговороте», – Альмерх прокрутил слова Кристины еще раз.

Он ничего не понял. Он не до конца осознавал иерархическое разделение в человеческом обществе. Эйрис ему передала часть информации по этому поводу, но там ни слова не говорилась о рабстве. Он мог бы включить чип, чтобы индивидуальный помощник разжевал слова девушки, но ему этого не хотелось. Ему нравилось, когда его нейронные соединения активизируются без помощи внешних факторов, а его собственными усилиями. Получив сведения об истории человечества, он знал, что рабство ныне незаконно на этой планете. Но почему Кристина видела в людях рабов? Этого он понять пока не мог.

Чип был отключен, но сохранял в своей памяти все увиденное Альмерхом, чтобы к этому потом можно было вернуться. Альмерх не боялся, что что-то забудет. Уже через пятнадцать минут его мысли были заняты совсем другим. Он стоял на площади и разглядывал прохожих, любуясь их открытым проявлением эмоций. Они веселились и смеялись, а он, припомнив слова Кристины о том, что все эти люди несчастливы, еще раз поразился.

«Наверное, она просто неадекватная, – заключил Альмерх. – На Земле, не то что на Неоре, люди по-настоящему получают удовольствие. Разве может быть человек несчастен, так широко улыбаясь?»