Человеческое тело
Шрифт:
К ней подходит Чедерна. Обнимает за плечи — не ласково, а по-дружески. Вчера вечером Дзампьери поверила, что на самом деле ему нравится, но теперь понимает: виной всему возбуждение, охватившее ребят накануне похода, а теперь все позади. Когда они входили в палатку, ей уже показалось, что Чедерна решил поразвлечься с ней просто потому, что лучших вариантов у него не предвиделось. Всю жизнь мужчины только развлекаются с Джулией Дзампьери. Никому и никогда она не нравилась всерьез. Они берут ее тело, а голову словно не замечают. Дзампьери все понимает, и внешне ей от этого ни жарко ни холодно.
Она решила попытаться получить удовольствие, но потом, когда никак не могла уснуть, лежала и оценивала
— Со всяким могло случиться, — говорит Чедерна. — Конечно, вляпались мы капитально. Но такое могло случиться со всяким. Ну, почти со всяким. Со мной-то, конечно, нет.
Дзампьери молчит. Сбрасывает его руку с плеча.
— Когда не видишь, что за препятствием, надо его объезжать, — продолжает Чедерна. — Как узнать, есть за ним обрыв или нет?
— Ты что, водить меня учишь? Дурак.
— Эй, не кипятись! Я просто даю тебе совет.
— Не нужны мне твои советы. Убирайся откуда пришел и оставь меня в покое!
Чедерна подмигивает. Ну и задавака! Как он может ей нравиться?
Он наклоняется прямо к ее уху и шепчет:
— Наверное, ты просто устала. Вчера в койке ты очень старалась.
Приехали. Вот что думает о ней Чедерна. Что она из тех женщин, с кем не надо церемониться, кому можно заявить: «В койке ты очень старалась» — и спокойно поделиться любой, самой грязной фантазией — тем, о чем мужики и думать не смеют.
Она отталкивает Чедерну.
— Не устала я, понял? Если хочешь знать, ты так быстро сломался, что я даже не начала уставать, — говорит она громко, чтобы всем вокруг было слышно. Так и есть: все оборачиваются с заинтересованным видом.
Чедерна хватает ее за руку.
— Ты чего, сбрендила? А?
— Может, пора всем рассказать, чего ты стоишь, Франческо Чедерна? Пусть уж все знают!
— Заткнись! — Чедерна заносит руку, чтобы влепить ей пощечину, но хватит ли у него смелости, понять не удается, потому что из ниоткуда возникает Йетри и встает между ними.
— Что происходит?
— Не лезь, целочка!
— Я тебя спрашиваю, что здесь происходит?
Чедерна подходит к нему совсем близко и задирает нос. Задирает, потому что Йетри выше его на целую голову.
— Я сказал тебе, не лезь!
— Нет уж, Чедерна, никуда я не уйду. Сам уходи. — Голос Йетри чуть слышно дрожит от волнения.
Справа краем глаза Дзампьери видит застрявшую «Линче», вокруг копошатся ребята, прямо перед ней злобный профиль Чедерны, справа нечетко виднеется профиль Йетри. Дзампьери словно здесь и не здесь. Вместо сердца — бесцветная пустота, руки дрожат, щеки пылают. Мужчины всегда точно знают, что с ней делать, но теперь и она знает, что делать с мужчинами.
Дзампьери медленно поворачивается. Кладет ладонь на затылок Йетри, притягивает его голову к себе. За страстным поцелуем в губы, которым она его награждает, не скрыто никаких чувств: это просто месть, самозащита, сигнал угрозы, который подает дикое, готовое к нападению животное.
С громким звуком она отрывает губы, искоса следя за побледневшим Чедерной.
— Попроси Йетри, пусть он тебя научит! Какая там целочка! Вот он на самом деле знает, как и что надо делать.
Шестой час, солнце спускается к горизонту. Сержант Рене решает пойти ва-банк.
— Попробуем прицепить к «скорой помощи»!
— Тогда обе машины сломаются.
— Я сказал: цепляем к «скорой помощи».
Они берут двойной трос, за руль садится сам Рене. Он не хочет, чтобы ответственность за ошибку легла на плечи одного из его людей. В душе он надеется, что ребята ему благодарны за подобное великодушие, но они недоверчиво следят за тем, как он готовится выполнить маневр. Некоторые считают, что он просто хочет прослыть героем. Рене старается не обращать внимания. Он уже четко усвоил: главное качество командира — не ждать благодарности.
Рене выжимает газ. Колеса «скорой помощи» быстро вращаются, поднимая столбы пыли. Шесть тысяч оборотов, резкий вой — солдаты затыкают уши. «Линче» раскачивается, того и гляди завалится на бок, но вот еще один мощный рывок, и машина выбирается из ямы. На днище и внизу на дверце в память об аварии остается серебристый шрам.
Рене приказывает машинам выстроиться в прежнем порядке, остаток конвоя отправляется, но далеко уехать им не удается. Солнце уже село. К тому же в бинокль Рене видит населенный пункт. Лартай. Он и сам не знает, хорошо это или нет. Капитан Мазьеро с остальными уже проехал Лартай и теперь ожидает отставших дальше — там, где видимость лучше, за группой селений. Они не планировали оторваться друг от друга на такое расстояние: капитан, сделав вид, что не ошибся, оценивая дистанцию, и забыв извиниться, пробурчал по рации, что до перевала Буджи подходящего места для ночлега им не попалось, поэтому он и прошел дальше. Вот так. Рене хочется догнать его, но он не может рисковать оказаться в ловушке, в какой-нибудь деревне, в полной темноте.
Впервые он руководит настоящей опасной операцией, впервые ему приходится принимать непростое решение. Скажи ему об этом сегодня утром, он бы был вне себя от радости, но сейчас ничего особенного он не испытывает. Он не столько горд, сколько обеспокоен.
Рене отдает приказ разбить лагерь. Хотя теперь, когда Мазьеро бросил их на произвол судьбы, старший по званию лейтенант Эджитто, у сержанта больше опыта, поэтому доктор его слушается.
Рене решает оставить машины выстроенными одна за другой (в случае нападения так они быстрее снимутся с места) и определяет порядок дежурства. Сам он совершенно вымотан. Он понял это только сейчас, когда повернул ключ зажигания и сиденье под ним перестало вибрировать: шею ломит, руки и ноги затекли, страшно болит спина, особенно внизу. А еще все тело зудит. Он не привык жаловаться, но на этот раз не может сдержаться:
— Все, я больше не могу.
— Сержант, как мы тебя понимаем! — вторит ему Маттиоли.
Но Рене не верит, что другим так же плохо, как ему. Никому из них не пришлось нести вдобавок ко всему груз ответственности.
Он отстегивает ремень безопасности, представляющий собой не просто ремень безопасности, а орудие адских пыток, состоящее из металлического кольца, к которому крепятся пять крепко натянутых ремней, два из которых все это время стискивали его мошонку. Снимает шлем, солнечные очки, в которых ему казалось, что уже поздний вечер, хотя на самом деле вовсе не так темно (Может, не останавливаться, а проехать еще вперед? — К черту, пора отдохнуть!), снимает перчатки, а потом наклоняется над рулем, чтобы выполнить самую сложную операцию — снять пуленепробиваемый жилет. Он расстегивает боковые застежки-липучки, по-черепашьи втягивает голову и с трудом стаскивает жилет через голову. Как только жилет отделяется от тела, он чувствует резкую боль, словно вместе с жилетом он вырвал кусок мяса. Колики? Ни черта не понятно, болевые ощущения накладываются друг на друга. Он перебрасывает жилет через руль, выправляет из штанов хлопковую футболку и закатывает ее на животе.