Человеческое тело
Шрифт:
— Молодец, вот теперь ты молодец! Видал? Эта трава особая.
Часть вторая
Долина роз
На заре конвой медленно вытягивается вдоль дороги, от головы до хвоста — пара километров. Погрузка на плацу прошла быстро, несмотря на заминки в последний момент и недисциплинированность афганских водителей: они вдруг отказались разбирать подобие лагеря, в котором прожили последние месяцы, — сначала сами подняли шум, а теперь им словно было жалко расставаться с палаточным городком и грязью. Полковник Баллезио произнес несвязную и не вполне внятную речь, смысл
Бронированную машину медпомощи, в которой едет Алессандро, легко узнать по нарисованному сзади красному кресту. Ирене не сводит с нее глаз до тех пор, пока машина не исчезает на горизонте в дрожащем раскаленном воздухе. Ей грустно, а еще она неожиданно испытывает горечь оттого, что больше не увидит лейтенанта. Дня через два она тоже отбудет с базы, и вряд ли они встретятся вновь, жизнь и так была с ними слишком щедра.
Прошлой ночью она выскользнула из спального мешка, пробралась к раскладушке Алессандро, но не успела она до него дотронуться, как он резко ее остановил:
— Это все ты, верно?
Она замерла неподвижно посреди палатки, на ничейной территории между двумя постелями:
— Не понимаю, о чем ты.
— Ирене, ты посылаешь людей на смерть. Я хочу, чтобы ты это поняла до того, как все произойдет, потому что так у тебя не будет никакого оправдания.
Подобные обвинения, услышанные от него, очень больно ранили Ирене. Но она постаралась не выдать себя.
— Я просто делаю свою работу. Я такой же винтик механизма, как и все. Я же тебе объясняла.
— Сейчас ты мне скажешь, что ничего не решаешь. Что ты просто выполняешь приказ. Ирене, я хорошо тебя знаю. Ты прирожденный манипулятор.
— Я никогда и никем не манипулировала!
— Да? Неужели? Странно, я помню совсем другое.
— Что ты помнишь?
— Что я помню? Что я помню, Ирене?
— Ты хочешь сказать, что я манипулировала тобой?
— А когда ты ходила повсюду с обиженным видом — это ты помнишь? Ведь к тому времени мы уже несколько месяцев — месяцев! — как расстались! Кружилась вокруг меня, словно назойливая муха, не давала проходу. Шагу не давала ступить! Не говоря уже о том, как ты… Ладно, проехали. Но на этот раз все куда серьезнее. Ты превзошла саму себя.
Ноги Ирене, стоящие на холодном полу, замерзли, холод постепенно разлился по икрам, коленям, поднялся по всему телу. Она прошептала:
— Жаль, что ты так думаешь!
Она робко протянула руку к голове Алессандро — туда, где должна была лежать его голова, но он так резко дернулся, что она мгновенно убрала руку. Залезла обратно в свой спальник и долго не могла уснуть.
Теперь Ирене Саммартино жалеет, что все так кончилось. Надо было поцеловать его сегодня утром, схватить рукой за подбородок и прижать его губы к своим. Она уверена, что он посопротивлялся бы недолго, а потом был бы ей благодарен.
Часовые на башне машут руками, прощаясь с конвоем, но никто на них не оглядывается, с этой минуты солдаты думают только о дороге.
— По-вашему, им грозит опасность? — спрашивает Ирене у полковника.
Не раскрывая рта, он проводит языком по внутренней поверхности щек. Ирине следит за тем, как язык, словно невидимый червяк, проползает у него по лицу. Правой рукой Баллезио хватается за гениталии и встряхивает их.
— Извините, — говорит он Ирене, — это от сглаза! Будем надеяться, что Господь их пощадит.
Уже почти день, лейтенант Эджитто ждет, пока потеплеет, чтобы немного раздеться. Водителем ему прислали гвардии старшего капрала Сальваторе Кампорези, но до сих пор они почти не разговаривали. Сидя на заднем сиденье, Эджитто внимательно разглядывал Кампорези, пытаясь по внешности угадать его характер: глубокие залысины по сторонам головы, аккуратная бородка, длинные, как у женщины, ресницы, крепкие бицепсы — словно под кожей спрятано по картофелине. Нормальный парень, выглядит моложе своих лет, отличный стрелок. Таких, как он, много. Эджитто понимает, что Кампорези было бы веселее ехать с ребятами в одной из «Линче», идущих впереди или позади, но ничего не поделать: приказ есть приказ, распоряжение есть распоряжение, воинское звание есть воинское звание.
Сзади, в большом ящике, где лежат носилки, оборудование для оказания первой помощи и несколько пакетов с кровью разных групп, которые, как надеется Эджитто, ему не понадобятся, едет переводчик Абиб. С ним Эджитто тоже не очень хочется говорить, так что тишину в машине нарушает лишь глухое ворчание двигателя да шум перемалывающих камни шипованных шин.
Они едут со скоростью пешехода — в буквальном смысле, — потому что в голове колонны идут саперы и проверяют дорогу. В то мгновение, когда «скорая помощь» пересекла невидимую границу безопасной зоны, Эджитто почти физически ощутил перемену, в нем словно проснулись мириады нервных окончаний, которые он считал давно умершими.
— Здесь начинается красная зона, — сказал он сам себе.
Кампорези причмокнул губами.
— Интересно, доктор, сами-то они об этом знают?
Карта, напечатанная на глянцевой бумаге, лежит на панели перед водителем, лейтенант берет ее — главным образом, чтобы отсвечивающее от бумаги солнце не слепило глаза. Он рассматривает сложные изогипсы, взглядом следует по дороге, изображенной в масштабе 1:50 000. Сейчас им предстоит пересечь длинный ненаселенный участок, на котором присутствуют группы строений, обозначенных словом «развалины». Дальше — там, где долина становится извилистой, как кишки, попадаются деревни, расположенные неподалеку друг от друга. От Богаля до Гозиная — сплошное скопление черных точек. «Если нам готовят сюрприз, это случится здесь», — сказал вчера вечером во время их последней встречи Баллезио, беспрерывно заглатывая купленные на базаре орешки кешью и сплевывая в кулак темную скорлупу. Полковник тыкал пальцем в Галарвай. Когда свет падает на карту под определенным углом, до сих пор виден след подушечки пальца.
Однако полковник ошибался. Колонна проходит мимо последнего дома в Гозинае, не встретив ни одной живой души. Впереди открывается широкая равнина. Эджитто совсем не узнает эти места. Видимо, когда он пересекал долину в обратном направлении, его мысли были заняты чем-то другим или он очень нервничал.
В полдень конвой поворачивает под прямым углом, и лейтенант видит, насколько цепочка растянулась. Облако желтой пыли, окутывающее машины, придает всей картине сказочный вид. Словно бегущее стадо бизонов, думает Эджитто, стадо, подчиняющееся порядку. Тошнотворно воняет соляркой: он еще различает запах, хотя и знает, что скоро его рецепторы откажутся его воспринимать. Из чего вовсе не следует, что вонь исчезнет.