Человечество: История. Религия. Культура Древний Рим
Шрифт:
Пока новые консулы обсуждали, кто возьмет на себя самнитского противника, а кто – этрусского, какие силы понадобятся для ведения той и другой войны и кому из вождей какая из войн больше подходит, из Сутрия, Непеты и Фалерий прибыли посланцы с донесением, что народы Этрурии совещаются, как бы добиться мира. Тогда было решено обрушить военный удар на Самний.
Достигнув вражеских границ, оба консула отпустили свои отряды грабить поля; лазутчики меж тем разбрелись еще дальше, чем грабители, так что врагам, собравшим свои силы у Тиферна в замкнутой со всех сторон долине, чтобы напасть сверху на римлян, едва они туда вступят, эта их ловушка не удалась. Укрыв обоз в безопасном месте и оставив при нем небольшой отряд, Фабий предупредил воинов, что надо ждать нападения, выстроил их в каре и подвел к засадам неприятеля. Тогда самниты потеряли надежду смутить римлян внезапностью нападения, а видя, что дело оборачивается открытым противоборством, и сами предпочли схватиться с врагом, как положено – в боевом строю.
Но даже в открытом бою они представляли для римлян известную опасность, потому что сюда были стянуты все поголовно бойцы из всех самнитских племен, а, может быть, еще и потому, что в решительной схватке мужество их удесятерилось. Видя, что враги стоят стеной, Фабий приказал военным трибунам – сыну своему Максиму и Марку Валерию, с которыми он выступил в первые ряды, отправиться к конникам и сказать, что пришла пора коннице спасать общее дело, и пусть они сегодня приложат все силы, чтоб сохранить за собою славу непобедимого сословия. Однако оставались опасения, что даже этой испытанной силы будет недостаточно, поэтому Фабий решил прибегнуть к хитрости. Он приказывает легату Сципиону вывести из боя гастатов первого легиона и кружным путем, как можно незаметней, идти с ними к ближним горам; затем незаметно взобраться на горы и внезапно показаться в тылу у врага. Тем временем всадники под предводительством трибунов неожиданно выехали перед знамена, но среди врагов они произвели переполох не многим больший, чем среди своих. Стремительному натиску конных турм противостоял неколебимый строй самнитов, и нигде не удавалось ни потеснить его, ни прорвать. Когда эта попытка осталась безуспешной, всадники, отступив за знамена, покинули поле боя. Тут враги приободрились и перешли в наступление. В это время на горе показались знамена и раздался боевой клич. Самнитов охватил страх. А тут еще и Фабий закричал, что это идет к ним его товарищ, Деций. Воины зашумели в радостном возбужденье. Эта ошибка, счастливая для римлян, внушила самнитам ужас и желание спасаться бегством: ничего ведь они так не боялись, как удара по ним, измотанным в сражении, свежего, нетронутого войска. Победа, таким образом, досталась римлянам, хотя врагов в сражении было перебито меньше, чем обычно, потому что в бегстве они рассыпались во все стороны.
После выборов 296 г. до Р. Х. прежним консулам было приказано вести войну в Самнии с продлением их военных полномочий на шесть месяцев. Публий Деций не переставал опустошать поля, пока наконец не изгнал так и не давшее боя самнитское войско вон из его собственных пределов. Изгнанные самниты устремились тогда в Этрурию и потребовали созыва на совет этрусских старейшин в надежде, что, подкрепив просьбы страшным зрелищем огромной толпы вооруженных воинов, они скорее добьются успеха, чем неоднократными тщетными посольствами. Когда те собрались, самниты поведали, как долгие годы борются они с римлянами за свою свободу: все было испробовано, чтобы своими силами вынести столь тяжкое бремя войны; прибегали даже к помощи соседей, но не в самых крайних случаях; просили и мира у римского народа не в силах вести войну, но возобновляли ее, ибо мир оказывался для подневольных горше, чем война для свободных. Надежда осталась у них только на этрусков: им известно, что это самый сильный, многочисленный и богатый народ Италии; а соседи этрусков – галлы, от копья вскормленные, – по природе своей всем враждебны, римскому же народу особенно, ибо помнят с законной гордостью о пленении его и об откупе золотом. Если жив в этрусках былой дух Порсены и предков, тогда никаких нет препятствий тому, чтобы заставить римлян уйти со всех земель по сю сторону Тибра и бороться за жизнь, а не за непереносимое владычество их над Италией. А к услугам их самнитское войско, умелое и готовое тотчас следовать за ними хоть на приступ самого Рима.
По этому призыву множество племен в Эрутрии поднялось на великую войну против римлян. Почти все этруски согласились участвовать в ней; зараза распространилась и на соседние народы Умбрии, а галлов привлекли на помощь платою. Все эти несметные полчища стекались к самнитскому лагерю.
3) Консульство Луция Волумния и Аппия Клавдия
Когда о самнитско-этрусском союзе стало известно в Риме, консул Луций Волумний со вторым и третьим легионами и пятнадцатью тысячами союзников был уже на пути в Самний. Второму консулу Аппию Клавдию, приказано было, не тратя времени, отправляться в Этрурию. За ним шли два римских легиона – первый и четвертый – и двадцать тысяч союзников. Этот скорый приход консула был полезен едва ли не больше, чем какие-то особо искусные или удачные военные действия, – ибо страх перед римлянами удержал некоторые из народов Этрурии, уже готовых взяться за оружие. Однако сражения он одно за другим давал в неудобных местах и в неподходящее время, а это обнадеживало врага, и он изо дня в день становился все упорней, так что войско уже теряло доверие к вождю, а вождь к войску.
Второй консул Волумний с успехом действовал в Самнии: захватил три крепости и перебил до трех тысяч вражеских воинов. Получив известие о сложной ситуации в Эрутрии, Волумний немедленно двинул туда свои легионы, вызванный, как он утверждал, письмом самого Клавдия. Тот, однако, встретил товарища холодно и заявил, что никаких писем не посылал. Задетый его высокомерием, Волумний уже собирался отправиться обратно, но тут легаты и трибуны из Аппиева войска обступили консулов со всех сторон. Одни умоляли своего начальника не пренебречь добровольною помощью товарища, о которой следовало бы просить; другие преградили путь Волумнию, заклиная не предавать общего дела из недостойного соперничества с товарищем по должности; ведь случись теперь какое несчастье, бо; льшая вина падет не на брошенного в беде, а на бросившего. Тогда Волумний сказал, обращаясь к войску: «Если даже я неверно понял желание товарища, то о вашей воле сомнения не допущу: дайте криком знать, оставаться мне или уходить?» И тут грянул такой крик, что заставил врагов покинуть лагерь. Оружие расхватали и выстроились на равнине. Тогда и Волумний тоже приказал трубить к бою и выносить из лагеря знамена.
Волумний уже начал бой, когда Аппий еще не подошел к неприятелю, поэтому войска сошлись, не выровняв рядов, этруски стали против Волумния, а самниты вышли навстречу Аппию. Бой был упорный, но вскоре римляне опрокинули врагов и обратили их в бегство, ибо трудно было им противостоять силе, много превосходящей ту, с какою они привыкли иметь дело.
4) Битва при Сентине
Победа консулов не привела к окончанию войны. После ухода из Эрутрии Волумниева войска этруски взялись за оружие и начали призывать к восстанию и самнитского вождя Геллия Эгнация, и умбров, а галлов огромною мздой склонять к себе на свою сторону.
Из-за этого и ради проведения выборов (сроки уже подошли) консул Волумний был отозван в Рим. Прежде чем собрать центурии для голосования, он созвал народную сходку и долго рассказывал о тягостях этрусской войны: уже тогда, когда он сам вместе с товарищем вел там совместные действия, подобная война была непосильна для одного полководца и одного войска, а ведь с тех пор, говорят, добавились еще умбры и громадные полчища галлов; пусть же, говорил он, каждый помнит, что в этот день избираются консулы вести войну против четырех народов. И если бы не уверенность, что народ римский единодушно изберет консулом того, кто ныне слывет бесспорно первым из всех полководцев, он бы тотчас сам назначил его диктатором.
Ни у кого не было сомнений, что единогласное избрание предстоит Квинту Фабию. И он действительно в пятый раз занял эту должность. В товарищи ему опять избрали Публия Деция, который стал консулом в четвертый раз [295 г. до Р.Х.]. Военные полномочия Луция Волумния были продлены еще на год. После выборов народ постановил, что войну в Этрурии следует без жребия поручить Фабию. Тотчас после избрания консул двинул послушное войско к крепости Ахарна, возле которой находился неприятель, и подошел к лагерю Аппия Клавдия. В нескольких милях от лагеря навстречу ему попались дровосеки с охраной. Завидев шествующих впереди ликторов и узнав, что Фабий стал консулом, они с бурной радостью возблагодарили богов и римский народ за то, что именно Фабия послали к ним военачальником. А когда, обступив со всех сторон, они приветствовали консула, тот спросил, куда они держат путь, и, услышав, что за дровами, сказал: «Быть этого не может! Разве у вас нет частокола вокруг лагеря?» И когда на это ему закричали, что есть и частокол двойной, и рвы, и все равно очень страшно, Фабий произнес такие слова: «В таком случае дров у вас хватает: ступайте и выдерните частокол». Те возвратились в лагерь и стали выдергивать там частокол, нагнав страху и на воинов, оставшихся в лагере, и на самого Аппия: каждый объявлял другим, что это делается по приказу самого Квинта Фабия. На другой день лагерь снялся с места, а претор Аппий был отослан в Рим.
С этого времени римляне нигде не разбивали постоянного лагеря. Фабий считал, что воинам вредно сидеть на одном месте: переходы и перемена мест делают их подвижней и крепче. Но переходы были, конечно, такими, какие возможны, когда зима еще не кончилась. А с началом весны, оставив второй легион возле Клузия и поставив во главе лагеря пропретора Луция Сципиона, сам Фабий возвратился в Рим для совещания о ведении войны. Представ перед сенатом и народом, консул дал понять, что положение в Эрутрии очень серьезно, и он готов принять помощь других военачальников. Вот почему не только оба консула отправились на войну с четырьмя легионами и многочисленной римской конницей, с тысячей снаряженных на эту войну отборных кампанских всадников и еще с войском союзников и латинов, превышавшим по численности римское войско, но и два других войска были поставлены для защиты от этрусков неподалеку от Города: одно у фалисков, другое близ Ватикана. Гней Фульвий и Луций Постумий Мегелл, оба пропреторы, получили приказ разбить в этих местах постоянные лагери.
Еще до возвращения консулов несметные полчища сенонских галлов, явившись к Клузию, осадили римский легион в его лагере. Сципион, стоявший во главе лагеря, решил, что малочисленность его воинов следует возместить выгодным положением, и повел войско на холм между городом и лагерем. Но от поспешности он не разведал толком дороги и взобрался на вершину, уже занятую неприятелем, поднявшимся с другой стороны. Так что на легион обрушился удар с тыла, и теснимые отовсюду воины оказались во вражеском кольце. Судя по некоторым сочинителям, пишет Ливий, легион там и погиб, причем не спасся ни один человек, чтоб хотя бы сообщить об этом несчастье. Весть о нем дошла до консулов, бывших уже недалеко от Клузия, лишь когда они завидели галльских всадников: на груди их коней болтались головы, головы торчали на пиках, а сами всадники по своему обычаю горланили победные песни.