Человек-амфибия (повести)
Шрифт:
— Это потому, что морской окунь очень пугливая рыба; оказавшись в трале, он умирает от испуга, и от испуга же у него глаза вылезают из орбит… Подобные объяснения мне приходилось слышать не раз от старых рыбаков. Разумеется, это басня. Морской окунь живёт на глубине многих десятков метров. И попадаться-то в наши тралы он стал лишь недавно, когда мы научились спускать тралы на большую глубину. И вот, когда окунь попадается в сеть и его быстро вытаскивают на поверхность, где давление в несколько раз ниже того, к которому приспособлен окунь, глаза его наливаются кровью и выходят из орбит.
—
— А вот при чём. Окунь — вкусная, полезная, жирная рыба, а найти её на большой глубине очень трудно! Мы плывём по морю, где-то под нами плавают громаднейшие косяки рыбы — сотни, тысячи тонн. Но мы не видим этой рыбы и после многих дней тяжёлого плавания часто возвращаемся домой с пустыми трюмами. Народ ждёт от нас рыбы, а у нас неудача за неудачей. Срыв плана, начальство рвёт и мечет, моряки нервничают…
— Но вы ведь часто опускаете трал и находите рыбу, — возразил Азорес. — Я сам видел, какой богатый улов тех же окуней попадает в ваши тралы.
— А сколько их не попадает, этого никто не видит, — перебил капитан. — Одному траулеру посчастливится набрести на косяк, другому нет. Игра слепого случая. Куда это годится? Бывают дни, когда мы десятки раз опускаем трал и вытаскиваем только водоросли, крабов и камни. Трал зачастую цепляется за грунт, рвётся об острые камни. Ведь мы не видим поверхности дна. Ловим вслепую. Правда, наши научные изыскания помогают нам. «Персей» обследовал морское дно, изучил ход рыбы, температуру воды на разных глубинах и кое-что иное. Это помогло, но всё же случай не положен на обе лопатки. Мы живём Гольфстримом, а он капризен. Иногда он немного меняет течение: порой бывает более тёплым, порой — более холодным. И рыба то наведывается к нашим берегам, то исчезает, откочёвывая туда, где вода теплее. Там, где в минувшем году рыба ловилась прекрасно, сегодня — никакого улова. И это только потому, что за тысячи километров от нас, в Мексиканском заливе, лето было холоднее обычного или в Исландии зима посуровела. Мы призвали на помощь эхолот и радиолот. Вам знаком принцип работы эхолота? Мы шлём вниз под воду звуковую волну, ну, скажем, взрыв патрона или удар колокола. Звуковая волна достигает дна, отражается и возвращается назад. Зная скорость звука в воде, можно определить глубину. Если звук возвращается быстро, значит звуковая волна отражена не дном, а большим скоплением рыбы. Этот способ чрезвычайно продуктивен и полезен, но и у него есть недостатки.
Радиолот, показывающий глубину по скорости отражения радиолуча, и эхолот каждый по-своему «слепы». Им ведь всё равно, от чего именно отражаются радиолучи или звуковая волна. Например, эхолот показал меньшую глубину в таком-то месте. Думаешь: звук отразился от рыбного косяка. Спустишь трал — ни единой рыбки. Звук отразился либо от затонувшего корабля, либо от подводной скалы. Иное дело, когда мы получим возможность видеть, что делается в глубинах моря. Тогда мы удвоим, утроим улов.
— И достигнуть этого поможет телевизор?
— Мы надеемся.
После чая капитан ушёл в рубку. Азорес остался в одиночестве. Он стал приводить в порядок свои заметки.
Траулер стало болтать сильнее.
«Выходим в открытое море», — догадался Азорес, набросил пальто и вышел на палубу.
Сильный ветер, мокрый снег, брызги… Траулер сильно качало.
«И так день и ночь, летом и зимой, в штиль и в шторм длится борьба с морем, — подумал Азорес. — Казалось бы, невероятно тяжёлый труд. Но какие у них у всех весёлые, жизнерадостные лица! Шутки, смех, песни…»
Траулер смело резал седые волны, держа курс на Медвежий остров. Помощники Гинзбурга в тяжёлых морских сапогах, в кожаных тужурках бегали от шара к капитанской рубке, проверяя исправность проводов. Экран телевизора был установлен в капитанской рубке.
Азорес подошёл к шару.
«Вроде гондолы стратостата», — подумал он.
— В этом шаре находится радиостанция? — обратился он с вопросом к Гинзбургу.
— Нет, — ответил тот. — Изображение передаётся по проводам. В шаре — батареи сухих элементов, аккумуляторы, часовой механизм.
— Аккумуляторы для прожекторных ламп?
— Только для фотоэлемента. Дуговые фонари прожектора получат энергию от электростанции траулера.
— Значит, это не совсем радиопередача? — с некоторым разочарованием спросил Азорес.
— И даже совсем не радиопередача, — ответил, усмехаясь, Гинзбург.
— Почему?
— Потому, что вода сильно поглощает радиолучи. Радиоволна, несущая изображение, угасает, не достигнув поверхности моря. Мы предполагаем опускать наш телевизор на глубину двухсот-трёхсот метров, максимум четырёхсот. На таком расстоянии нетрудно обойтись и проводами. Это надёжнее и проще.
Наконец все приготовления были закончены. Тяжёлый шар бережно прицепили к крану паровой лебёдки и начали опускать в воду.
— Теперь лучше наблюдать не здесь, а на экране телевизора, — сказал Гинзбург испанцу.
Азорес поспешил в капитанскую рубку.
Гинзбург поместил экран в глубокую коробку, которая так защищала его от света, что можно было следить за экраном, не выключая электрического света. Благодаря этому капитан мог следить и за компасом, и за картой, и за экраном телевизора.
— Однако где же экран? — удивился Азорес.
Его постигло новое разочарование, когда капитан показал ему коробку, немногим более спичечной.
— Что поделаешь, — сказал капитан, — Гинзбург изготовил свой аппарат кустарным способом. Это пробный телевизор. Если он оправдает надежды, тогда наша центральная радиолаборатория изготовит прекрасные аппараты. Лишь бы… мы что-нибудь увидели.
Азорес посмотрел в коробочку, но ничего не увидел.
— Значит, рыбы нет, — утешил его капитан.
— А возможно, ваше подводное око не видит рыбу? — спросил Азорес.
— Возможно, — ответил капитан. — Но Гинзбург уверяет, что он кое-что уже видел на этом примитивном экране.
Текли томительные, долгие минуты. Азорес не спускал глаз с экрана. Вдруг он воскликнул:
— Смотрите! Экран оживает!
Маковский взглянул и увидел на красновато-жёлтом фоне экрана невыразительные, расплывающиеся пятна. Они двигались в разных направлениях и то исчезали из поля зрения, то вновь появлялись. Одни из них выделялись на экране тёмным, другие более светлым обрамлением.