Человек-амфибия (повести)
Шрифт:
— Это рыба, — спокойно сказал Маковский.
Азорес впился глазами в волшебную коробку.
— Ну что? — спросил вошедший Гинзбург.
— Смотри сам, — ответил капитан.
Тот только взглянул и весело сказал:
— Есть.
— Но почему так смутно? — спросил Азорес.
— Потому, что рыба далеко от телевизора. Мы, очевидно, около границ контура.
Азорес уже слышал термин «оконтуривание косяка». Когда Гинзбург отвернулся, чтобы дать распоряжение по телефону своим помощникам, Азорес вновь взглянул на экран и вскрикнул, радостно удивлённый.
— Спускать трал!
С палубы раздались возбуждённые голоса, шум, грохот лебёдки. Матросы разворачивали огромнейший трал, висевший на мачте, и спускали его в воду. Это длилось несколько минут. Траловый лов с помощью телевизора начался.
Через сорок пять минут трал подняли. Он был полон рыбы и чуть не оборвался от тяжести. Азорес и Гинзбург сбежали вниз, на палубу. Моряки кричали «ура» изобретателю.
— Качать, качать! — кричали они. Потом схватили Мотю и подбросили.
— Черти! И без того качает. Ещё за борт уроните! — кричал счастливый изобретатель.
Капитан остановил эту игру, но не сделал предупреждения за нарушение дисциплины. Он понимал настроение экипажа и сам был рад не меньше матросов.
ВЕСТНИК АВАРИИ
Лов шёл прекрасно. Подводное око безупречно выполняло свою работу. Иногда экран вдруг мертвел, игра пятен прекращалась — значит, траулер выходил из косяка. Начинались новые поиски, потом экран снова оживал. Опытный капитан быстро определял «контур» косяка и теперь мог вести лов до тех пор, пока трюмы наполнятся до отказа.
Траулеры уходили на промысел на долгое время и блуждали по морю месяцами. Теперь же «зрячий» траулер мог выполнить задание за несколько дней. Какая экономия!
Люди, забыв об усталости, о резком северном ветре, ловили рыбу, набивая трюмы. Рыбу разделывали и солили здесь же, на траулере, — он был настоящим плавучим заводом.
На обратном пути, как ни торопились, Гинзбург упросил капитана сбавить ход, чтобы опустить ещё раз телевизор на мелководье и посмотреть дно. Капитан согласился, и телевизор был спущен. Гинзбург, следивший за экраном, вскрикнул и побледнел.
— Что такое? — спросил капитан с тревогой.
— Мы, кажется, нашли один из наших погибших траулеров, — промолвил Мотя.
— Задний ход!
Капитан взглянул на экран. Да, там чётко виднелась корма траулера, лежавшего вверх дном.
Железо обросло мелкими водорослями, словно мхом. Везде виднелись пятиконечные морские звёзды, крабы, мелькали рыбы, привлечённые огнём прожектора… Мелькнула надпись: «Пик…».
— Это «Пикша», — сказал капитан. — Дизельный траулер, он погиб вместе с «Окунем» в шторм под тридцатое декабря 1931 года. Так вот где погибла «Пикша»! А последние сигналы были приняты почти с широты Медведки.
— «Пикшу» могло отнести на юг уже опрокинутую, — высказал догадку Гинзбург.
— Печальная находка, — вздохнул капитан. — Он сам едва не погиб во время той ужасной бури. — Но для тебя, Гинзбург, конечно, и подходящая… Ну, ну, не маши рукой. Ведь мы понимаем друг друга. Мы нашли траулер, и он лежит неглубоко. Эпроновцы поднимут его. На дне Баренцова моря похоронено немало траулеров и наших, и немецких, и норвежских, и английских. С помощью твоего ока мы разыщем и поднимем их.
Известие о найденной «Пикше» разлетелось по траулеру. Моряки вспоминали погибших товарищей, штормы, бури. Но разве вся жизнь не борьба?
Распогодилось. Правда, по морю ещё ходили огромные волны, но ветер угомонился, тучи исчезли, на небе сияла луна. Серебристые отблески лунного света плясали на волнах.
Азорес подошёл к борту и, покачиваясь в такт пароходу, пристально смотрел в одну точку.
— К чему ты присматриваешься? — спросил Гинзбург.
— Видишь, блестит, как звёздочка, — ответил Азорес, указывая вдаль.
— Вижу: луна отражается в волнах.
— Нет, не луна, — ответил Азорес. — То блестит бутылка.
— Ну и что?
— А то, что если она не утонула, значит её закупорили. В таких бутылках бывают письма потерпевших аварию, вот что. Надо поймать эту бутылку.
Азорес поспешил к капитану. Маковский выслушал его без особого удовольствия. Ловить бутылку, в которой, возможно, ничего и нет, — терять время. С другой стороны, морские традиции обязывают: бутылка должна быть выловлена. И он дал команду. Траулер сбавил ход и остановился. Качка усилилась. Азорес был сильно обрадован новым приключением.
Матросы прикидывали, как изловить бутылку. Спускать трал нецелесообразно: ячейки его сети были широкими и бутылка проскочила бы сквозь них. Отыскалась небольшая сеть с мелкими ячейками, ею и поймали бутылку.
Азорес не ошибся: бутылка была герметически закупорена резиновой пробкой и в ней виднелась бумага. Бутылку доставили в каюту капитана. Маковский осторожно вынул пробку и достал из бутылки свёрнутый в трубочку листок. В записке размашисто было написано по-английски:
«На случай гибели парохода „Левиафан“. Прошу доставить эту записку в Аргентину, Буэнос-Айрес, Литл-стрит, 344. Жуану Хургесу.
Бласко Хургес».
Далее шёл шифрованный текст — сплошные ряды отпечатанных на машинке букв. В самом конце, после шифра, — приписка:
«В письме чрезвычайно важные сведения. Прошу доставить с нарочным. Затраты на проезд будут оплачены на месте.
Если отослать с нарочным невозможно, прошу передать по бильдаппарату».
Маковский повертел лист в руках и рассмеялся.
— Какой-то чудак, — сказал он. — Думает, что найдутся люди, которые бросят своё дело и поедут на свой счёт в Южную Америку, чтобы разыскать адресата и передать ему письмо в надежде на оплату расходов.