Человек без лица
Шрифт:
– Вас возвращают? – понял разговор отставной полковник.
– Причем срочно… – сказал Согрин. – Более того, приказано даже вас вывести отсюда подальше, ни в коем случае не трогать связных Зелимхана, и отругали за этого связного, потому что его диск, – Согрин показал пальцем, – должен был дойти по назначению…
– Я понимаю… – кивнул старик. – Какая-то операция…
– Какая-то операция, и даже мы не знаем, какая. Но нам приказано не мешать, чтобы не вносить фактор случайности. Собирайтесь, полковник, пойдете с нами…
– А диск? – спросил Кордебалет.
– Мочилов предложил оставить диск у
– Это и будет фактором случайности, который насторожит Зелимхана, – высказал Сохно свое предположение. – Диск необходимо каким-то образом отправить…
– Что ты предлагаешь?
– Я думаю, как мне сдаться в плен… Чтобы живым остаться… Или хотя бы чуть-чуть живым… Но тогда диск дойдет до адресата точно…
Чтобы думалось со всеми возможными удобствами, Сохно даже в сугроб присел. Правда, под сугробом оказался камень, и это в самом деле оказалось более удобным, чем простое стояние.
– Я против… – категорично, без раздумий высказал свое мнение Кордебалет.
– Я не просто против, я категорично запрещаю об этом думать… – сказал Согрин. – Дай мне диск…
Сохно вздохнул и протянул командиру пластмассовую коробку.
– Это мое дело… – внезапно выступил вперед отставной полковник, и диск перехватил. – Мне проще. Если так надо, я отнесу…
– Зелимхан убьет вас, – отрицательно замотал головой Согрин. – Ему наверняка доложили, что вы объявили его «кровником».
– Я знаю, что сказать… Я самому Зелимхану скажу… Только…
– Что?
– Надо так сделать, чтобы моей пули в этом не было… – старик показал на убитого.
– Объясните…
– Я скажу, что вы ранили связного… Он умер у меня на руках… И передал это…
– Алимхан убьет вас… – снова повторил Сохно.
– Ты не понимаешь горцев, сынок… – улыбнулся отставной полковник. – Только горец знает, как говорить с горцем. Пусть Зелимхан и из захудалого тейпа, [28] он все же горец и знает законы адата. [29] Он примет меня в своем доме, хотя это и временный дом, и не посмеет убить тогда, когда я буду его гостем. А потом нас рассудит Аллах…
28
Тейп – родственно-племенное объединение у кавказских народов.
29
Адат – закон чести, формирующий поведение и взаимоотношения мужчин у горских народов Кавказа. Во многом противоречит исламу, но имеет более сильные корни, чем религия, и потому выполняется более неукоснительно.
– В этом есть своя правда, – согласился Согрин. – Кроме того, мы не можем просто оставить товарища Рамазанова здесь, и будем испытывать большие затруднения в пути, если возьмем его с собой. А нам вечером необходимо быть в Грозном.
– Я тоже думаю, что это лучший вариант, – согласился и Кордебалет.
– Вот и хорошо… – борода отставного полковника гордо колыхнулась, и он принялся снимать с себя камуфлированный бушлат, залитый на спине кровью. Прямо под бушлатом оказалась кожаная куртка, в которой Сохно видел старика утром. – Не надо, чтобы на мне видели одежду убитого… А мороза я не боюсь. Главное, не садиться, тогда не замерзнешь. Вы убитым займитесь. Чтобы не поняли, кто его убил. А я пошел…
И старик пожал по очереди руки спецназовцам.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Подполковник Хожаев несколько раз звонил по телефону и каждый раз при этом разговаривал по-чеченски. Трапезникову такое очень не понравилось, потому что полностью выключило его из хода дела, но приходилось молча переносить подобные мелкие неудобства межнациональных отношений, поскольку высказывать претензии старшим по званию в ФСБ не принято точно так же, как не принято это делать в армии.
Но когда разговор пошел по-русски, Трапезников понял очень хорошо, и даже встал со стула. Подполковник Хожаев звонил в РОШ, и там ему сообщили, что две трети состава с поиска пропавшего Неизвестного сняты по распоряжению свыше.
Хожаев, хотя и не встал, но свое возмущение высказал тем, что только руки развел:
– Что я могу с этим сделать?
– Срочно перебрасывают все свободные силы на границу с Ингушетией. По агентурным данным, там боевиками готовится что-то серьезное.
– А у нас не серьезное?
– Можно подумать, что у нас не серьезное… – поддакнул подполковник. – Не нравится мне ситуация…
– Что вам не нравится?
– Все. И поиск этот бестолковый… И переброска сил… Если бы там что-то серьезное готовилось, то я бы знал. Должен был бы знать… А тут…
– Что тут?
Капитан Трапезников знал, о чем идет разговор, и понимал, какие слова не договариваются, какие мысли не высказываются вслух. И вынуждал Хожаева высказать их.
– Зелимхан на каждом углу трубит о том, что у него все куплены и никогда его не поймают, потому что его агентура сразу предупредит об опасности. Причем говорит о самом высшем уровне… И все знают, что во многом он говорит правду, потому что его слишком часто предупреждают… И другое… Еще худшее…
– Что?
– Почему его в самом деле не могут никак поймать…
– Ты думаешь, его нельзя было поймать раньше?
– У меня первая командировка в Чечню. Я плохо знаком с местной обстановкой…
– Поимка Зелимхана – это прекращение войны на восемьдесят процентов. И на такое же количество уменьшение террористических актов. А кому-то в московских верхах очень не выгодно, чтобы война кончилась, кому-то очень не хочется, чтобы теракты прекратились… Слишком большие деньги здесь крутятся, слишком большие средства выделяются. И у нас, на месте, тоже не все хотят мира. Здесь тоже деньги. Когда война, можно многое списать. А в мирное время будет порядок. При порядке руку нагреть труднее.
– И вы думаете, что сейчас…
– Я думаю, что сейчас кто-то умышленно снял силы с прочесывания района, чтобы дать Алимхану уйти.
– Но ведь Алимхан – это не Зелимхан.
– Алимхан больше, чем старший брат. Он и умнее, и опытнее. Без Алимхана старший Кашаев провалит первую же операцию.
– И что нам делать?
– Будем искать свободные силы сами.
– Каким образом?
– Десантуру попросим, спецназ ГРУ. Они первоначально задействованы не были.
– Через начальство?