Человек без лица
Шрифт:
Первыми из темноты появились двое разведчиков. Значит, остальные прикрывают группу сзади, – понял Зелимхан. – Правильно…
За разведчиками, шагов на десять отставая, шел Вали, прихрамывая. Следом за Вали, в трех шагах, появился Алимхан. Лица еще не было видно, но брату ли не узнать фигуру брата даже в темноте. Походка, стать, умение держать плечи расправленными, манера держать голову слегка опущенной, словно в раздумье… Но хотелось заглянуть в лицо, чтобы узнать… Лицо ближе, ближе… Зелимхан смотрит, Зелимхан встает, чтобы лучше было видно…
И не узнает…
Не узнает… Впрочем, не зря же Алимхан так долго отсутствовал в отряде. И не зря такие большие деньги платил. Для того и делалась эта операция, чтобы никто, даже родной брат, не смог узнать его… И боевики смотрят… И не удивляются, не задают вопросов. Значит, информация о пластической операции уже просочилась, и даже арабы-охранники, похоже, ею владеют. В другое время Зелимхан, конечно же, задал бы вопросы, чтобы выяснить, откуда произошла утечка информации. Сейчас он просто мимоходом факт констатировал, но ничего не предпринял. Да и поздно уже предпринимать, когда Алимхан предстал перед всем отрядом. Сейчас в этом уже нет смысла.
Алимхан прошел вперед. Тропу перед ним, невольно вытоптав ее в ширину на добрый десяток метров, загораживали брат, охранники, начальник штаба, эмиры джамаатов и несколько боевиков. Алимхан остановился перед ними, и, ощупав болезненным, сильно растерянным, почти виноватым взглядом всех по очереди, ни на ком не остановился. И сам взгляд опустил.
Он не узнал… Это Зелимхан понял сразу, когда взгляд Алимхана на нем не задержался. И сначала подозрение мелькнуло – а брат ли это? Походку, манеру держать себя, все можно имитировать, стоит только немного потренироваться. Но он тут же отбросил подобную мысль. Его фотографии у федералов в избытке. По всем газетам, по всем телевизионным каналам эти фотографии прошли. И федеральный агент наверняка предпочел бы брата узнать.
Это амнезия… Эта страшная амнезия…
– Алимхан… – тихо позвал он.
Тот вернулся взглядом к эмиру, несколько секунд сосредоточенно морщил лицо, напрягая память, потом шагнул вперед с опущенными руками.
– Алимхан… – уже громче сказал Зелимхан, сам сделал два шага, коротко обнял брата за плечи и коснулся щекой его щеки. И почувствовал встречное тепло.
– Ты мой брат? – спросил Алимхан.
– Не узнал… – В голосе эмира послышался легкий болезненный укор.
В ответ Алимхан только глаза опустил. Вина во взгляде. Больно смотреть на это. Даже такому человеку, как Зелимхан, прошедшему многое и многое, испытавшему громадное количество трудностей и страданий, видевшему много смертей быстрых и мучительных, много жестоких пыток, трудно смотреть…
– Возвращаемся на базу! – отдал приказ эмир. – Спать, кроме Кадыра и Вали, никто не ложится. До обеда подготовка. Кадыр и Вали после ночи отдыхают. После обеда выступаем…
И он первым, взяв брата под руку, двинулся по тропе в обратном направлении.
За короткий промежуток времени, что отряд покинул лагерь, землянки выстудится не успели, и даже угли в очагах не погасли. Зелимхан, зная неповоротливость федералов и обязательное согласование всех действий на разных уровнях, разрешил зажечь полные огни. Вот-вот рассветет, и дым будет видно издалека… Ну и пусть, видно… Пусть федералы бомбят пустую базу. Ему сюда уже не возвращаться. Но люди перед долгой и трудной дорогой должны как следует прогреться и быть довольными. Это важно, когда предстоит серьезный бой.
Около своей землянки эмир остановился. Откровенно свежий след вел мимо землянки к ручью, где есть переправа из камней, и можно уйти дальше, в горы, минуя уже проложенные боевиками тропы. Зелимхан подозвал эмира комендантского джамаата.
– Кто-то сбежал от нас? – спросил строго.
Алимхан присел над следом, внимательно всматриваясь в нечеткие отпечатки. Хоть как-то проявил заинтересованность, и это так обрадовало Зелимхана, что он даже руку поднял, чтобы остановить ответ эмира комендантского джамаата.
– Фонарь… – попросил Алимхан.
Тут же рядом, повинуясь жесту эмира, появился охранник и зажужжал фонариком-»жучком», работающим не от батареи, а от собственного мини-генератора, приводимого в действие сжатием кисти. Посветил на след.
– Сапоги… – Алимхан выпрямился.
– Что – сапоги? – не понял Зелимхан.
– Ушел человек в сапогах. Кто здесь ходил в сапогах? – спросил Алимхан, и показал на стоящих в стороне боевиков. У всех на ногах были стандартные тяжелые башмаки армейского образца.
– Старик. Старик с длинным ружьем, – сказал начальник штаба. – Он был в сапогах.
– Проверь, – распорядился Зелимхан.
Эмир комендантского взвода с места рванул, как заправский спринтер, и вернулся уже через тридцать секунд.
– Старик ушел.
– Ладно, пусть идет. Он был моим гостем и даже сослужил мне службу.
– Какой старик? – спросил Алимхан, опять радуя брата проявленным интересом.
– Старик объявил себя моим «кровником».
– Надо было застрелить его сразу.
– Он был моим гостем.
– Пошли людей.
Теперь Зелимхан совсем узнал брата. Тот никогда не любит риска и всегда старается обезопасить себя от любой возможной неприятности. Он даже умеет предусматривать эти неприятности и загодя обеспечивает безопасность.
– Некогда. Мы скоро выступаем. Людям надо отдохнуть.
Эмир опять взял брата под руку и повел в землянку.
Уже около очага, перед которым Алимхан замер, Зелимхан подошел к нему вплотную и протянул руки к огню.
– Руки болят? – спросил младший брат.
– Болят…
– Значит, ты мой брат. – Голос прозвучал утвердительно.
– Ты вспомнил меня?
– Нет. Но я помню, что у моего брата болели руки.
Зелимхан кивнул довольно.
– А что с деньгами – помнишь?
Алимхан выдержал паузу, но ответил, хотя и с заметным напряжением, словно в сомнении.
– Деньги в сейфовой ячейке. Два чемодана, в разных банках…
– Как их можно забрать?
Опять длительная пауза на соображение. И медленный неуверенный ответ: